Ключевым техническим термином такого объяснения у Гранта является «замедление» (retardation). Природа это сила, течение которой каким-то образом замедляется или блокируется, и это порождает то, что мы мыслим в качестве отдельных вещей (в число которых входим, очевидно, и мы сами). Впервые в книге этот термин появляется, когда Грант описывает две
силы, действующие в шеллинговской философии природы: «первая сила – “начало всякого движения”, а вторая, или отрицательная, сила замедляет [действие] первой, [в то время как] их необходимый союз затормаживает бесконечное становление до уровня порождения феноменальности»[291]. Другими словами, если бы не вторая, или «замедляющая», сила, природа была бы не более чем растратой бесконечного становления, в которой не было бы никаких самостей, восприятий, объектов или событий, которые обычно наполняют космос. Но поскольку обе силы вездесущи, Грант считает, что полюсы чистого становления и чистого замедления недостижимы в принципе. У Шеллинга, а значит и у Гранта, есть интересный дуализм: наряду с бесконечным становлением, отвечающим за половину каждой сущности (за вторую половину отвечает ее замедляющая «напарница»), еще есть силы [двух видов], которые «закрепляют тотальную трансформацию феноменов и […] конкретизируются внутри них»[292]. Базовой «клеткой», в которой обнаруживаются такие силы, является мировая душа, один из наиболее известных концептов неоплатонизма: «Мировая душа – первичное и вводящее разнообразие противопоставление в [последовательности уровней] природы – называется так именно потому, что, не будучи телом, она, тем не менее, является материей; это “темнейшая из вещей” именно потому, что она порождает феноменальность»[293]. Это обращение к материи как динамическому истоку всех оппозиций сближает Гранта – и самого Шеллинга – с ярким итальянским мыслителем Джордано Бруно (1548–1600). Это самый эксцентричный из философов, хотя и с самой трагичной судьбой – его сожгли на костре в Риме после десятилетия тюрьмы и пыток. Что же касается Шеллинга, то о движении от бесконечной силы к локальным и замедленным силам он говорит в терминах «декомпозиции», а не «эманации» (Плотин) или «стягивания» (Николай Кузанский (1401–1464)). Мысль Шеллинга «движется от декомпозиции бесконечных сил как причин (matters) к дальнейшей декомпозиции причин в многообразие материи (matter) – тепловой, газовой, электрической, магнетической, органической и так далее»[294]. Это «последовательная декомпозиция, которая никогда не завершается»[295]. Для Гранта, как и для Шеллинга, бесконечная продуктивность первична: все отдельные продукты феноменальны; в свою очередь, все феноменальное лишь продукт и не может быть отождествлено с самой продуктивностью. Каждый отдельный продукт считается «повтором» тождества. Возвращаясь к языку Николая Кузанского, Грант сообщает, что «везде, где есть продукты, есть и тождества. Следовательно, тождество можно определить как стягивание или замедление бесконечного в конечном, или продуктивности в продукте»[296]. Грант добавляет в духе Делеза, что говорить следует не о статичных оппозициях, а об «антитетических “ траекториях”», пересекающих абсолютное, которое по определению является открытой территорией, поскольку если бы оно имело границы или пределы, то было бы не абсолютным, а зависимым от этих пределов»[297].