Команды, колонны, этапы -
Безродных кочевников шать...
И стали российские бабы
Жить на смех
И наспех рожать.
Страну разрушают обиды -
Бессрочный и наглый цинизм:
Убиты,
Убиты,
Убиты,
Отпеты, пропиты, забыты!
Преступен такой «гуманизм».
101
Мы сыты идейною манной.
Всё дорого в жизни в свой час:
Старайся, страна,
Быть гуманной
С живыми.
Сегодня.
Сейчас.
Депутаны, федерасты, тати,
Сколько драться будете за трон?
Душам женским отдышаться дайте.
Тяжко им рожать -
Для похорон.
Отдышаться бы от войн,
От зон
Ради поколений в обороне...
Голосует скопище воронье.
Тяжкий
Агрессивный
Длится
Сон.
Так мало в нас тепла.
Так много стыни.
Замёрзло европейское окно.
Ни свет социализма,
Ни святыни
Сожжённые
Не греют нас давно.
На фоне снега
Видятся мне лица
Полуконвоя,
Полукаторжан.
И снится, снится,
Будто мы - столица
Иноплеменных северных южан...
Замри, душа!
На ветках - снегири!
Надсаживает сердце
Краткость лета:
Нам не хватает
Теплоты и света.
Нам не хватает
Солнца изнутри.
102
ЧЕМ ГЛУШЕ МУЗЫКА ЛЮБВИ...
(ДЕВЯНОСТО ТРЕТИЙ ГОД)
Через
год
после
смерти
Глеба возвра-
щался его при-
зыв. Петя, тогда
еще
студент-
виолончелист
музыкального
училища, играл
в камерном ор-
кестре. У ор-
кестра не было постоянного помещения, адреса репетиций и концертов
менялись.
Иногда в залах было холодно (плохо топили), и страшновато было за
артистов, которые выступали во фраках и лёгких платьях, в то время как
слушатели сидели в шубах.
Однажды во время такого концерта в зал зашли двое молодых людей в во-
енной форме - они искали меня. Представились: бывший сослуживец Глеба
Слава Цветков из Подмосковья с товарищем. Военнослужащие попросили
меня показать Петю. Мы потихоньку вышли в фойе. Ребята рассказали, что
едут домой из армии и вот сделали крюк, чтобы посмотреть на брата Глеба
- похож ли? Нашли, что очень. Я стала зазывать в гости, но они, извинив-
шись, отказались: дома у нас уже были, а теперь торопятся на поезд.
Я вспомнила эту встречу через два года, когда в воскресенье 3 октября
1993 года в зале Вологодского музыкального училища звучали трагиче-
ские аккорды симфонии Дмитрия Шостаковича в исполнении гастроли-
рующего симфонического оркестра. Но мы ещё не знали, что в Москве
стреляют.
Возвращение домой было ошеломляющим. Мы с Мишей провели бес-
сонную ночь у телевизора и приемника. Мише показалось, что в одном
из интервью для радио, взятом на площади у Белого дома, прозвучал го-
лос нашего друга, молодого режиссёра документального кино из Санкт-
Петербурга Александра Сидельникова, который делал в Вологде фильмы с
участием Михаила. Частично фильм снимался у нас дома.
- Дядя Миша, - спрашивал Саша, - а что такое для вас понятие Родины?
- Я здесь живу, и всё, что с ней происходило, происходит и будет про-
исходить - моё. Надо понять, чего нам не следует делать, хотя бы для того,
чтобы не делать хуже... Посмотри, как мы ведём себя на Родине - то ли как
на случайно оккупированной территории, то ли в хлеву: страшно ногу по-
ставить, чтобы не очутиться в дерьме. Нам на гербе вместо медведя надо
мусор прицепить, чтобы помнили, где живём. Пробьёшь верхушку корки,
на которой обитаешь, и окочуришься от внезапного потока зловония.
Сейчас Родина - страдающий больной. А человек на ней должен чув-
ствовать себя, как младенец на груди у матери: защищён и накормлен;
свободно, уютно и не страшно. Красотой, добротой должен быть привле-
чён. Чтобы каждого, кто уехал - в Прибалтику ли, в Америку - посещала
мысль: «Надо поскорее купить билет, съездить домой, в Россию...» Это и
103
есть любовь к Родине. И если я увижу у себя в доме неблагополучие - разве
не скажу об этом? Всё, что я делаю в поэзии - мой метод защиты свободо-
любивых, нормальных отношений...
И вот теперь неведомый нам столичный радиожурналист, узнав из-
вестного документалиста, спрашивал у него - каково настроение в рос-
сийской глубинке? И тот отвечал в свойственной Сидельникову манере:
- С российской глубинкой - нормально.
Так мы узнали, что Саша, как всегда, в центре главных событий.
Весь день по Российскому радио в перерывах между репортажами и
перестрелками звучала песня Булата Окуджавы:
«Не обмануться бы во мраке: чем глуше музыка любви, тем громче му-
зыка атаки...»
А вечером стали передавать списки погибших. Среди них был назван
кинематографист из Санкт-Петербурга... Александр Сидельников. Снай-
пер убил его со спины. Попасть в Сашу было нетрудно: ростом - под два
метра, богатырского телосложения, он всегда возвышался над толпой.
Стреляли по человеку с кинокамерой.
В Мишиной книжке «Девяносто третий год» всего семь страниц. Серий-