Спелый дождь

Боже мой, сколько раз

Молодым человеческим мясом,

Наспех сляпав Указ,

Затыкала ты прорву,

Страна...

8.

«Двадцать пять, пять и десять» -

Ваш почерк,

Лже-юре, лже-факто,

Самосудчики века,

Жестокость вождей, ваш прогресс.

Опочил Сатана. *

Вы остались с железною хваткой.

Демократией-эхом

Двадцатый аукнул партсъезд.

И по ростепели

Беговые снега захрипели.

О солдатских этапах

Не успели пропеть «соловьи»

Об ушедших «во льды» **,

Захлебнувшихся в белой купели...

И о нас у болот

Кулики не пропели свои.

Спой хоть ты, моя память!

А может быть, боль устарела?

Или ты, моя совесть,

Отреклась от помойных тех ям?

Мысль, как узник,

В былое глядит, ожидая расстрела,

До жестокой тоски

Ощутив пустовей бытия.

По апрелю снежит.

На ветле, за окошком, сорока.

И такая вокруг -

Всех ко всем

Безучастная тишь.

Неужель ты вот так, умираешь душа,

Раньше срока,

И не помнишь, что помнишь,

* И.В. Сталин.

** Побег.

257

И не видишь - куда ты глядишь.

Значит, зря мы прошли

По окопно-этапной трясине.

Значит, общество наше

Годами не грея, дымит.

Значит, нет больше совести,

Чуткости к звуку:

Россия!.. -

Когда сердце от боли

Сдетонирует, как динамит.

Что, земля моя, с нами?

Неужели мы неизлечимы?

Вжатый, втоптанный, вмятый,

Я слышал твое:

«Поднимись!»

И старался не плакать

Тогда, когда были причины,

Но дышать не могу -

Прет опять ломовой оптимизм.

Вновь плодят слепоту.

Лишь глаза на мгновенье закрою -

Образ нынешних действий

Все тот же: он бьет, я служу.

Беззащитно. Пустотно. Беспомощно.

Мнится порою,

Будто мы

Пласт к пласту

Отвалились за жизни межу.

Мало, что ли, вскормили

Судейской похлебкой из стали?

До кровавой отрыжки -

Мильоны!

Под самый кадык.

Но не слышно:

«Шабаш...

На столетье вперед мы устали...

Распиная себя

Под речуги идейных владык».

Краснопенная, бешеная

Тройка-птица, опомнись, куда ты?!

Героичен твой путь и трагичен,

И свят, и свинцов.

Без помех, сам-на сам,

Демагоги прошли в депутаты.

На литфронте бои -

Импотенты дубасят скопцов.

Племя соцреализма.

Отцы. Просветители черни.

Мысль и честь в портмоне.

Содержимое яд -

Мед уста.

Да. У каждого века

258

Свой символ для Тайной Вечери:

Свой Пилат, свой Иуда.

Роди только, время, Христа!

Лобызать, распинать -

Прикажи лишь! -

Не все ли равно?

Здесь отдельной душе -

Как под сетью гигантскою птице.

Все до капли положено

В рамках того, что дано:

Можешь петь, подпевать,

Продвигаться по должности, спиться.

В этом темпе. И только.

Так будет еще после нас:

Поживут-пожуют

И исчезнут. Что было, то сплыло.

Человеку - трагично.

Массе - может быть голодно, стыло.

Срам и скорбь за былое,

Такое, увы, не для масс!

Нет такого в истории,

Время мое, не листай.

Не буди неприязнь

У всевластной урядницкой клики.

Мы уходим,

Последние певчие северных стай,

Гениальные в серость

Роняя предсмертные крики.

9.

Волны дум. Вихри дум.

Отдели вопль восторга от воя -

Благородные чувства

От визга подкупленных клак.

Тает льдинкою век.

Отторгается все, что живое.

Веру в светлое завтра

Железный втирает кулак.

Значит, нет на земле

И не будет другого расклада:

Тем - горбатить без роздыха,

Этим - стославить тот труд.

Притерпеться к ярму.

Придышаться к тюрьме и распаду.

Те - с престижем рождаются.

Эти - в забвенье умрут.

Всем, в ком совесть жива,

Нам земля - не плацдарм для наживы.

Я не с вами, кто сжег

Наших белых надежд корабли.

Ваши праздники - бред.

259

Вы больны.

Ваши лозунги лживы,

По которым народ

Вы к блаженству под страхом вели.

Я из дебрей эпохи,

Из джунглей двадцатого века

По окопам и лагам

Горемычную правду свою

Приволок к тебе, молодость,

Веруя в честь человека,

Отдающего жизнь

Для других - в доброте и в бою.

Сам ее отдавал.

Бит за то, что на серость плевал я.

Говорю вам:

Подачек не ждите. Страшитесь тенет.

До остудной могилы

Обрыдла игра нулевая.

Нет ничейного счета

У жизни стремительной.

Нет.

Не добит, не дострелян,

Железом каленым не выжжен,

И на серость плюю - как плевал,

Но бескровно, смеясь.

И той частью, где сердце,

К Отчизне - уж некуда ближе.

Жизнью битые, гнутые -

Все мы страны сыновья.

Нам шаманили в двадцать

И в сорок:

«Надейтесь. Однажды...»

Никакого «однажды».

Мы мчимся, подобно лучу!

Поддержи меня, Родина,

Не лишай меня мужества жажды:

Дострадать, досказать,

Догореть без остатка хочу.

И другим я не стану.

Не желаю средь гнуси и лени

Бить локтями в лицо

И в восторге вопить:

«Все равны!»

Вон они рвутся в зал

Для духовного всеоскопленья.

Раздувается зал,

Достигая масштабов страны.

Мне б себя отыскать.

Отыскать бы себя мне... Поверьте!

От глупцов-погонял

Я, как рикша, под мыслью влачусь:

260

Не в чужой похвале

Наша сущность и наше бессмертье -

В нас, в живых,

В нас самих,

В естестве наших мыслей и чувств.

Я кричу в летаргию эпохи

И в оцепенелость округи:

Мы - родня на Земле.

И Земля нам на время дана.

На Голгофу идущих

Беру я душой на поруки.

Жизнь - одна.

И Любовь.

Кровь - одна.

И Свобода - одна.

В этом трепетном мире,

По сути своей не жестоком,

Осеняю признаньем

Травинки, пичужек, зверье.

Всех живущих прошу,

На все три стороны от востока:

Защитите Любовь!

Иль распните меня за нее.

Океаны молчанья

Мчат безмолвия долгого волны.

Для того и живу,

Сквозь глумления чащу дерусь,

Что без этих вот строчек

История будет неполной -

Как без «Мертвого дома»,

Как без Гоголя странного

Русь...

Пятилеток снега,

Как странички тетрадей в косую,