Спенсервиль

— Н-ну… — По правде говоря, Кит и сам имел зуб на Клиффа Бакстера, поскольку тот был женат на Энни Бакстер. — Н-ну… — повторил Кит, — я еще не уверен, что здесь останусь.

— У меня сложилось впечатление, что ты уже это решил, — заметил Джеффри.

— Не совсем.

— Мы не просим тебя вызывать Бакстера на дуэль, — сказала Гейл, — и стреляться с ним в ясный полдень на Главной улице. Будет вполне достаточно, если ты просто скажешь, что тоже разделяешь нашу точку зрения, что от него необходимо избавиться.

— О'кей. В принципе, я всегда за то, чтобы избавляться от коррумпированных чиновников любого ранга.

— Вот и хорошо. Клифф Бакстер именно таков. На следующей неделе, в четверг вечером, мы проводим собрание. В церкви Святого Джеймса. Знаешь, где это?

— Да, я в нее когда-то ходил. А почему вы проводите это собрание не в городе?

— Люди не хотят, чтобы их на нем видели, Кит. Ты должен понимать.

— Я-то понимаю. Но, по-моему, вы переигрываете. Мы ведь все же живем в Америке. Черт возьми, воспользуйтесь залом городского собрания. Это же ваше право.

— Не можем. Пока еще не можем.

Любопытно было бы узнать, подумал Кит, в какой мере эта позиция продиктована стремлением самих Портеров возродить вокруг себя атмосферу революционной романтики, а в какой в ней отражаются действительные страхи и опасения.

— Я подумаю, может быть, и приду, — пообещал он.

— Хорошо. Хочешь еще пирога? Или чая?

— Нет, спасибо. Пора уже трогаться.

— Еще рано, — возразила Гейл. — И к тому же завтра нам всем совершенно не хрена делать. — Она встала — Кит решил, что она намерена собрать со стола посуду, и тоже поднялся, прихватив свою тарелку и стакан.

— Оставь, — махнула рукой Гейл. — Мы по-прежнему живем как свиньи. — Она взяла его под руку и повела в гостиную.

Джеффри шел за ними следом, неся в руках кувшин со смесью каких-то сухих трав.

— Ужин был великолепным, беседа интересной, а теперь переберемся в гостиную и насладимся послеобеденной трубочкой, — проговорил он.

Они вошли в темную комнату, и Гейл зажгла пару кадильниц и две благовонные свечи. Джеффри уселся прямо на пол перед кофейным столиком, скрестив под собой ноги. При свете одной из свечей он разложил на столике папиросную бумагу и принялся пересыпать на нее содержимое своего кувшина.

Кит с интересом следил за тем, как он, виртуозно работая пальцами и время от времени проводя по бумажкам языком, молниеносно свернул пять аккуратных сигарет с «травкой»; какой-нибудь старик-фермер успел бы за это время скрутить не больше одной цигарки.

Гейл поставила кассету с записью «Клуба одиноких сердец» и тоже уселась на пол, прислонившись спиной к креслу.

Джеффри раскурил первую сигарету, затянулся и передал ее Киту. Кит мгновение поколебался, потом тоже сделал затяжку и, дотянувшись через кофейный столик, передал сигарету Гейл.

Пели «Битлы», колыхалось пламя свечей, запах благовоний и «травки» постепенно заполнял комнату. Все было почти как в 1968 году, очень похоже.

Сигарету приходилось уже держать пинцетом; потом то, что от нее осталось, загасили, а бычок бережно положили на край пепельницы: когда-нибудь попозже ему предстояло отправиться в трубку, что лежала на столе. Раскурили вторую сигарету — она тоже пошла по кругу.

Весь ритуал курения марихуаны, со всеми его правилами и деталями, всплыл вдруг в памяти Кита с такой яркостью и отчетливостью, словно он занимался этим в последний раз только вчера. Слов при этой процедуре обычно говорилось очень немного, а те, что все же произносились, заключали в себе мало смысла.

Гейл, однако, сказала низким, приглушенным голосом:

— Ей нужна помощь.

Кит проигнорировал это высказывание. Гейл продолжала, разговаривая словно сама с собой:

— Я не могу понять, почему женщина, оказавшись в подобном положении, не уходит из дому… не думаю, чтобы он издевался над ней физически… но он же просто насилует ее сознание, психику…

Кит передал ей сигарету.

— Хватит.

— Чего хватит? — Гейл глубоко затянулась. — Вы, мистер Лондри, могли бы одним махом решить и свои проблемы, и наши… — Она выпустила дым и закончила фразу: — Ведь так?

Мысли Кита путались — прошло несколько мгновений, а быть может, и несколько минут, прежде чем он услышал, будто со стороны, собственный голос:

— Гейл Портер… я бодался с лучшими головами в мире… опыт с женщинами у меня такой, что на эту тему я мог бы написать целую книгу… так что не надо пытаться насиловать мое сознание… — Примерно что-то подобное он и хотел сказать. Во всяком случае, что-то достаточно близкое к этому.

Но, похоже, Гейл не обратила на его слова никакого внимания.

— Мне она всегда нравилась… нет, конечно, мы с ней не были близкими подругами, но я… она была какой-то особенной… всегда улыбалась, всегда была занята чем-то хорошим, полезным… нет, конечно, меня от всего этого тошнило… но где-то в глубине души я ей завидовала… она никогда не бывала в разладе ни с этим ее мужиком, ни с собой… ни во что не вмешивалась…

— Тогда в Колумбусе она стала активисткой антивоенного движения.

— Да ну?! Это тебя от нее и оттолкнуло?