Сперанский 5. Заговор

— Что случилось? Как прошел день? Мне пришлось принять Гаврилу Романовича Державина, прибывал и самолично Александр Борисович Куракин, — Катя встречала меня разговорами и объятиями.

— Я виделся с князем Куракиным при дворе. Спасибо тебе родная, что выдерживаешь все это. Ну и за то, что не обиделась. Премьера в Каменном театре прошла без нас, — сказал я, улыбаясь.

— Да какая премьера? — сказала Катя, прижимаясь ко мне еще плотнее. — Мне и вовсе эта Шевалье не нравится. Она… как ты назвал ее? Гетера? Вот она и есть.

— А побудешь сегодня со мной гетерой? Таис Афинской, по прихоти которой Александр Македонский сжёг Персиполь? — лукаво улыбнулся я.

— И у тебя есть силы на игры? — удивилась Катя.

— С тобой? Всегда! — сказал я.

Катя улыбнулась, убежала в спальню, ее не было минут пять. И вот передо мной предстала… Таис Афинская, обернутая по типу туники шелковой простыней с постели.

— Александр Филиппович Македонский? Сперва вам следует смыть с себя проклятия, что собирались весь день при дворе. Я помогу вам с омовением, а после… — сказала моя Богом даденная гетера и стала быстро расстёгивать пуговицы на моей одежде.

Глава 8

Глава

Турин

1 ноября 1798 год (Интерлюдия)

— А хорошие здесь погоды, други мои! — восклицал Александр Васильевич Суворов. — И кости мои старческие ломит меньше, да и…

Фельдмаршал осекся. Он только что чуть не проговорился о своих болячках. В последнее время гениальный старик сильно мучается болями в животе. Не нужно знать подчиненным о том, что их славный командир столь болезненный. Правда, положа руку на сердце, следовало бы сказать, что боли несколько поутихли относительно того, как Суворов чувствовал себя в ссылке в Кобрине. Там, да, порой так скрутил, что слугам только и приходилось ссылаться на какие-то капризы старика, чтобы только не выдать его истинные причины не появляться на публике. Даже такой, кобринской, но публике.

Сейчас же он не только принимает некоторые лекарства, что прописал медик Зеневич, но и старается придерживаться строгой диеты. Так что был шанс еще прожить чуть больше.

— Ваше Высокопревосх…- Багратион резко встал и попытался начать свое возмущение, но стоило Суворову поднять руку, пусть и с улыбкой на устах, как Петр Иванович резко замолчал и сел обратно.

— Знаю, Петр, все знаю. Славу у тебя думаешь забрали? А я вот говорю о том, что только прибавили ее и тебе и всему русскому воинству. Это же не видано такое: только ты появился, так сразу все меняется. Были в Риме республиканцы, вдруг, — Александр Васильевич даже присел и развел руками, демонстрируя комичную позу. — И сдулись, все Россию любят, да монархов. Да как любят! Гляди в следующем году русские песни петь будут. Вы заметили, господа, что тут все любят петь?

— Теряются только местные людишки, не знают какого именно любить: царя нашего, али какого своего короля. Много неопределенного, они так и турку полюбят, — подыграл командующему генерал Ребинер, ставший начальником штаба.

Все засмеялись, но как-то вымученно, на показ, чтобы только не перечить своему кумиру Александру Васильевичу Суворову. Фельдмаршалу с трудом удается пресекать разговоры об императоре Павле Петровиче. В офицерской среде сравнивают венценосных отца и сына. Говорят, что как Петр III сдал все завоевания Российской империи пруссакам после Семилетней войны, так и он, сын Павел Петрович, сдает русские завоевания, но уже в Италии.

И многие понимают большую разницу той сдачи и этой… точно не предательства и поругания чести русского воинства, но лишь остановки военных действий. Ну хотелось Багратиону, обладающему огненным характером, своей славы. Когда генерал был назначен командующим корпусом и отправлен освобождать от республиканцев Центральную и Южную Италию, он жаждал боев, в которых, по его убеждению, неизменно выходил бы победителем.

На деле же случилось иное. Даже те мелкие стычки с отдельными республиканскими отрядами, никак не тушили огонь и жажду завоеваний у Петра Багратиона. Они проходили так, походя, словно мышка пыталась укусить матерого кота-крысолова. Кусать кусала, но неизменно получала лапой по своей мышиной морде. В таких случаях даже не тревожили Багратиона, который пока еще ни разу не успел прискакать вовремя на место такого скоротечного боя.

В Риме, Флоренции, в Неаполе, во всех городах моментально, лишь только корпусу Багратиона до этих городов оставалось тридцать верст, формировалось переходное правительство, которому предписывалось лишь ждать итогов Петербургского конгресса. Все политические силы в этих регионах шли на такие условия. И находили же для того и волю, и политиков, которые возглавляли такие вот правительства!

Так что прошелся Багратион по итальянским землям, да и вернулся обратно, оставив в крупных городах небольшие гарнизоны. Французов же эвакуировали на кораблях. Существовала договоренность, по которой русские корабли не появляются на западном итальянском побережье в течении месяца. И вот это уже позволяло говорить о том, что имело место предательство.