У меня как будто выбили из-под ног всё, на чём я стояла. Не может быть. Её нет. Я думала, она встретится с тем генералом, поедет гулять, а, не поедет, так придёт домой, мы с В. тут как раз закончим, выпьем с ней чаю, а тут… Ни разу не слышала, чтобы Б. кричала. Она закричала, и стало ясно: всё, конец.
Не знала, что Лида ведёт дневник. С отступом, чуть ниже:
Я отрезана от мира, от всего, что в нём, над ним, под ним, сбоку от него. Я ужасно одинока. Б. ударилась в т. н. дела. В. она уже не просто сторонится. Она открыто от него бежит. Кажется, она бежит и от меня. Она в принципе бежит, как кот от боли. Кошки уходят, думая: в другом месте полегчает. Люди так же. Только боль не физическая. Мне бы тоже побежать. Я не могу. Крик до сих пор стоит в ушах. Ясно, что конец, но внутренне я в это не верю. Я отрезана от мира, от всего, что в нём, над ним, под ним, сбоку от него. Я ужасно одинока. Листаю инст, там всё неестественное. Как будто ни у кого никогда никто не умирал. Или это я неестественная. Нет, неестественно ни то и ни это. Сама смерть. Её не должно быть, но она есть. Мама должна быть. Но её нет.
В моей сестре погиб писатель. Или не погиб. Литератор – точно нет. Там же, на листочке, выдержка из Цветаевой. Стихотворение “Мама”:
Мы, как ты, приветствуем закаты, упиваясь близостью конца.
Всё, чем в лучший вечер мы богаты, нам тобою вложено в сердца.
Подбирала эпитафию? Без меня? Поздно, обелиск уже заказан. Может, перезаказать? Странный человек: подобрать и ни полслова. Закрываю дневник, открываю в начале. Бумага успела истереться, видимо, начала она давно:
Раз, два, три, четыре, пять, вышла Женя погулять. Принесла с собой рассказы про ментовскую заразу. Как лежит страна во лжи, в пропаганде возлежит. Отдаётся хитрой власти, без оплаты большей частью. Виноват, конечно, запад, что расширили мы зад свой. Скрепы рухнули давно, жертвуй церкви всё равно. Тут и кризис выбегает, он в бюджетников стреляет. Учат, лечат нас бомжи, им до пенсий не дожить. Раз, два, три, четыре, шесть, из бюджета нехуй есть. И учёных нам не надо, умный не боится ада. Кто налог не платит? Дети? Счёт отправим, мать ответит. Кто головушкой силён, выйди из России вон.
Смех я слышу как бы со стороны, свой смех. Сквозь слёзы. Мой часовой монолог она умудрилась сжать в одну считалку. Дальше Лида, нехотя, опускается до прозы: