Сперматозоиды

В последний раз она начала писать, когда я и думала. Начало такое: “Оказывается, с живым человеком можно кончить…” Я думаю: всё понятно. Игрушки – это одно, а расслабиться с партнёром может не каждая и не сразу. У молодых девушек, писал сексолог Полеев, часто встречается синдром тусклых гениталий. Чувствительность не всем дана от природы, но её можно и нужно развивать. Особенно тяжко приходится красоткам, вроде Лиды. Думают, как выглядят, как двигаются, как звучат. Это не просто отвлекает, это убивает на корню саму возможность оргазма. Женский оргазм, по-сути, воронка. Падение в себя. А как упасть, если внимание твоё – снаружи? Вангую: секрет в том, что поначалу сестрёнка сочла Венца разовой акцией и, соответственно, смогла сосредоточиться на себе. Читаю: так и есть. Коротко о главном: женщине кончить без стимуляции клитора – то же, что мужчине, не трогая член, можно, но сложно. Объясняла же ей, лучше не ждать с моря погоды, а изучить вопрос. Дело в форме, ритм тоже важен, и размеренность, или вообще делай всё сама, так даже лучше, иногда нужно замедлиться, почти остановиться, но не совсем. Главное не в головке, в голове, причём в твоей. Прислушалась, когда не надо. Я, значит, иду методом проб и ошибок, даю готовую шпору, туда не ходи, сюда ходи, и в результате оказываюсь на вертеле, что ей, сама, лично, вручила в руки. Смешно, аж обхохочешься. Да чего уж теперь. До чего уж теперь. Майка в очередной раз рассталась со своим абьюзером, позвала проветриться, вот она и проветрилась, Лида, ветром ей Венца надуло. Пишет: “Со мной такого раньше не было, ты первый, с кем я кончила”, – сказала я ему. “Рад за тебя”, – он ответил. У него, пишет, отрезана тяга к самолюбованию или, что вероятнее, ему просто всё равно. “Будь я Боженой, – на полях, вертикально, – В. остался бы со мной навсегда. Но я – не она, от меня он – уйдёт, уйдёт, что я ни делай”. Моргаю, перечитываю. Не показалось.

События развивались так. Утром Лида спросила его, откуда он меня знает. Он сказал, общались насчёт татуировки. Даже не соврал. Потом ушёл, а она задумалась. Её в тот день фотографировали на Волковском кладбище (она любит камеру, иногда за деньги) до вечера записей нет. Вечером, пришед, уселась в креслице, помялась, потёрлась, покусала ручку, вспомнила о железе, которое куют горячим, и… позвонила сама. Предложила свободные отношения. Смысл: мозги не еби, еби так же. Ну, то есть я сказала бы так, а Лида развила это на добрых полстраницы. “Что такое свободные отношения? – спрашивала бумагу. – Возможность избежать слияния, что губит всякую пару. Чем больше слияние, тем меньше интерес. Интересны чужаки, непонятные, тебе не принадлежащие”. Звучит так, будто она, сама себе не веря, пыталась себя в этом убедить. Венц оценил: “Занятное предложение”, – и сославшись на занятость, сказал, что перезвонит. Два слова, сказанные при мне. Вон, значит, кому. Пока Лида сидела дома, вся в мыслях, мы с ним напились в баре, меня прижали к стенке и чудом ни изнасиловали. Я заговорила о равенстве. Удалилась, гордая своим самоконтролем. Венц перезвонил Лиде и сказал: “Давай”. Она, на седьмом небе от счастья, занялась переводом, а я, задёрганная до хруста, укатила в Гатчину, к знакомым, курить свежепривезённую афганку. Чем занимался Венц, одному Венцу известно. Вот и почитаем, что он такое. Раз уж начала, надо выяснить. Цель какая? Спрятаться от птицы: безумия. Перелистываю страницу.

Глава IV. Или с тобой, или ни с кем

And who’s that stranger walking in my dreams

And whose that stranger cast a shadow 'cross my heart

And who’s that stranger, I dare speak his name

Richard Thompson – Dad’s gonna kill me

Манфред, говорит Лида, Каин, говорит Лида, и через слово поминает Байрона. Модно нынче влюбляться в байронических мальчиков. Не одна Ананасова их воспела. Я думаю: маркиз, это не про вас, де Сад, не про нас, маркиз, солнышко. Мы таких Жюстин, обоих полов, пачками имели, хоть бы одну кто защитил.

Лида, ослеплённая, пишет: вечные моменты – это когда бог, сделав паузу в творении, отошёл покурить. Осталось понять, висит ли наш мир в галерее, или заброшен, непризнанный, где-нибудь на чердаке.

Бог, говорит маркиз, зол, нет над нами бога. Как нет и не было отца.

Он говорит: не парься. Он говорит, ей говорит: только не воспринимай всё это слишком серьёзно. Она поддакивает и растекается воображением по древу. Он говорит, мне говорит: поехали со мной, заебала. Я закатываю глаза: несмешная шутка, шути другую. Её подошвы упираются в стенки лифта, на весу, юбка-клёш, удобно. Мои ботинки чешутся его яйцами, под улыбочкой, про себя.