Спецназ Берии. Первый бой

Откуда было знать рядовому бойцу Евгению Ануфриеву, что уже тогда обсуждались вопросы проведения на Красной площади традиционного парада, посвящённого очередной годовщине Великого Октября. Командование ОМСБОНа не стало дожидаться официального объявления, чтобы не пороть горячку в последний момент, в случае если парад всё-таки состоится. Жизнь доказала безусловное преимущество командирской дальновидности над политической близорукостью отдельных бойцов.

Вокруг зеленоградской учебной базы, так же как и в Мытищах, были вырыты окопы. Ночные тревоги, во время которых бойцы должны были занимать места в щелях, продолжались. Кроме того, курсантов обязали нести караульную службу, так как немцы периодически забрасывали в наш тыл своих диверсантов.

Для выброски десанта фрицы использовали планеры. Бесшумность планеров обеспечивала скрытность, и тут наши караульные посты были как нельзя кстати. Но была и ещё одна хитрость. По всему Подмосковью на открытых площадках вкапывали столбы. Благо лесов вокруг хватало. Иногда они были заострённые кверху. Летит такой диверсант, а потом – бац – и превращается в эскимо на палочке. Если же нет, то всё равно травма неизбежна, а тут и караул уже на подходе.

 Михаил Егорцев был человеком слова. То, что он обещал Семёну Гудзенко, выполнил. Для этого как раз представился удобный случай.

15 октября комбат провёл совещание сержантов, а военком Шаров созвал комсоргов. Партийно-комсомольское собрание состоялось после ужина. Шаров начал его с обзора положения на фронтах.

– Как видите, – сказал он, заканчивая речь, – Волоколамск, Клин, а тем более Солнечногорск в наших руках, и дальше враг не пройдёт. Наша первейшая задача – лучше овладевать воинским мастерством, быть в постоянной боевой готовности. Вторая, не менее важная, задача – разоблачать вредные слухи, бороться с паникой…

– Это не паника, товарищ военком, – заявил Егорцев. – Красноармейцы усвоили первую истину: солдаты должны учиться. Но есть и вторая истина: солдаты должны воевать! Мы не можем быть спокойными, когда враг подходит к столице. Многим кажется странным, что в такой тревожный момент нас не направляют на фронт.

Егорцев сказал правду. Такое настроение было не только у Гудзенко, но и у большинства омсбоновцев. А покуда командование раздумывало над этим вопросом, своё презрение к врагу бойцы выражали через стенную печать. Сатирические заметки в стенгазетах гневно бичевали фашистов и поднимали боевой настрой личного состава.

Евгению особенно запомнился рисунок, на котором был изображён согнувшийся в три погибели гитлеровский горе-завоеватель в женском одеянии. Стихотворная подпись под картинкой гласила: «О дамском трико и пище вороньей в предстоящем зимнем сезоне». Помнится, столпившиеся у газеты красноармейцы от души хохотали над этой и другими карикатурами.

Тем временем Москва стала настоящим прифронтовым городом. Линия фронта находилась в получасе езды на автомобиле. Обстановка в городе была весьма сложной, даже драматичной. Началась массовая эвакуация фабрик и заводов, научно-исследовательских и учебных заведений, партийных и правительственных учреждений. Все товарные станции и подъездные пути были забиты составами с промышленным оборудованием, культурными ценностями и прочими грузами – всё это не успевали вывозить. Торопились уехать и жители. Столица с каждым днём становилась всё безлюднее.

Но, несмотря ни на что, город продолжал жить. Это была жизнь столицы, осаждённой врагом, но не взятой в полное вражеское кольцо.

Как раз в это время Евгений получил последнее письмо от Тони из Москвы. Она сообщала, что уезжает с родными в Поволжье, в город с очень необычным названием – Йошкар-Ола. Туда эвакуировался завод, на котором работала её мама. Обещала написать, как только обоснуется на новом месте.

Теперь аэростаты воздушного заграждения в Москве поднимались без участия его возлюбленной.

Иногда Тоня приходила к нему во сне. Они снова гуляли, держась за руки, смеялись, целовались, сидя на парковой скамейке…

– Рота, подъём! В ружьё! – голос дневального оборвал очередной такой сон.

На дворе стояла глубокая ночь. «Интересно, боевая или учебная?» – гадал Ануфриев, облачаясь в обмундирование. Видимо, о том же самом думали и остальные. Но вопросов никто не задавал. Да и какая разница? Даже учебную тревогу следовало отрабатывать с полной выкладкой.

Перед тем как схватить карабин и выбежать вместе со всеми из казармы, Евгений мельком взглянул на отрывной календарь, висящий у двери. «15 октября… Нет, 15-е было вчера. Дневальный просто ещё не успел оторвать листок». Женя почти машинально сделал это за него и недолго думая сунул обрывок в карман.

«Вещмешки, противогазы! – подсказывал старшина Пятков. – Каски не забываем! Всё – с собой!»

Внимательным он был, заботливым, хотя и требовательным. Впрочем, все и так знали свои действия по тревоге – неоднократные тренировки не прошли бесследно.