Спецназ Берии. Первый бой

– У всех штыки отомкнуты? – после своей короткой проникновенной речи комиссар переключился на организационные вопросы. – Старшим групп проверить выполнение распоряжения командира полка!

Омсбоновцам перед прохождением в парадном строю была дана команда отомкнуть от винтовок штыки, тогда как общевойсковые соединения шли в полной боевой выкладке. Впоследствии на кадрах кинохроники только по этой несущественной детали и можно узнать бойцов сводного полка НКВД. Во всём остальном они мало чем отличались от обычных красноармейцев.

К 7.30 парадные расчёты выстроились напротив Кремлёвской стены. Коробочка сводного полка НКВД оказалась третьей по счёту с правого фланга всей пешей части парада.

Как только построение закончилось, снегопад начал стихать и буквально за считаные минуты сошёл на нет. Это произошло так неожиданно и так вовремя, что впору было поверить во вмешательство высших сил.

Взорам участников парада предстал во всей своей красе Мавзолей Ленина – фанерный павильон, маскирующий усыпальницу вождя, за ночь был разобран. Теперь он стоял в прежнем своём виде, сверкая полированным гранитом, и казался особенно торжественным и величественно-строгим.

– Смотри, и звезды расчехлили, – шепнул на ухо Ануфриеву Бриман. – И не только расчехлили, но и зажгли.

Женя уважал Бримана за целеустремлённость и въедливость в учёбе. А ещё Сашка умел подмечать детали, что для разведчика было важным качеством.

Преобразования, произошедшие за ночь на Красной площади, не остались незамеченными и их товарищами. Многие вскинули головы и с удовольствием разглядывали сверкающих над кремлёвскими башнями пятиконечных красавиц.

В 7.50 на трибуну Мавзолея поднялись Сталин и члены правительства. Несмотря на холод, Иосиф Виссарионович был не в шапке, а в фуражке. Евгений сразу вспомнил Аверкина. Ануфриев точно знал: где бы сейчас ни находился его товарищ, он во все глаза смотрит на трибуну. Судя по ночному разговору, сегодня для него был один из самых важных моментов в жизни.

Женя и сам пытался всматриваться в стоявших на Мавзолее людей. По правую руку от Сталина можно было различить Молотова, по левую – Берию. Остальных Ануфриев не мог разглядеть. Но обратил внимание, что Сталин периодически обменивается репликами то с одним, то с другим соседом. Из чего следовало, что вождь был возбуждён.

Евгению почему-то подумалось, что вот от этой горстки стоящих сейчас на трибуне людей зависят судьбы миллионов соотечественников. От них зависит, выживет ли страна в этой жесточайшей по своему накалу бойне. Простым гражданам, солдатам, как он, остаётся только уповать на мудрость, дальновидность и хитрость этих незаурядных личностей. Вершители судеб! На них направлены сейчас все взоры.

В 8.00 через громкоговорители по Красной площади разнёсся торжественный голос Левитана: «Говорят все радиостанции Советского Союза. Центральная радиостанция Москвы начинает передачу с Красной площади парада частей Красной армии, посвящённого двадцать четвёртой годовщине Великой Октябрьской социалистической революции…»

Под бой курантов из ворот Спасской башни на красивом рыжем коне, ноги которого были элегантно оторочены белыми чулками, выехал Будённый. С густыми, вздыбленными усами, в неизменной папахе, маршальском одеянии, со сверкающей на боку шашкой, он выглядел величественно.

Выслушав рапорт командующего парадом генерала Артемьева, Семён Михайлович вместе с ним объехал строй парадных расчётов. Время от времени, останавливаясь перед шеренгами, он зычным голосом обращался к солдатам: «Товарищи красноармейцы! Поздравляю вас с двадцать четвёртой годовщиной Великой Октябрьской социалистической революции!» Строй отвечал троекратным «Ура!», и Будённый со своим сопровождением двигался дальше.

Подъехав к Мавзолею, командующий парадом спешился, поднялся на правительственную трибуну и доложил Сталину, что парадные расчёты к торжественному шествию готовы. После этого Будённый занял место среди первых лиц государства. Он встал по правую руку от вождя, Молотов при этом сделал шаг в сторону.

Сталин придвинулся к микрофону и начал речь. Говорил он, как всегда, мягко, без напора, но от этого, как ни странно, его слова звучали острее и значимее. Верховный главнокомандующий выражал, по сути, мысли, которые в этот момент ждал от него народ.

Главные слова в речи Сталина отметил для себя Ануфриев: «тяжёлые условия», «навязанная война», «временная потеря ряда областей», «временные неуспехи», «бывало и хуже» – и важные сегодня: «богатые промышленность, продовольствие, сырьё», «союзники», «замечательные армия и флот», «людские резервы неисчерпаемы». И далее: «не так страшен чёрт, как его малюют», «немецко-фашистские захватчики стоят перед катастрофой», «Германия истекает кровью», «ей не выдержать долго такого напряжения», «на нас смотрит весь мир», «великая освободительная миссия» и так далее. Такие слова не могли не вселять уверенность в безусловной победе. Содержание речи было оптимистичным, именно оптимизма не хватало сейчас гражданам страны.