– Жень, ты? – услышал он сзади. Это был автоматчик Миша Ястребов.
На весь отряд было всего два ППД, тогда как у немцев – почти у каждого автомат.
– Я, кто ж ещё…
Миша пристроился рядом. Но только он приготовился к бою, как по дереву полоснула очередь.
– Чего ты сюда подлез? Тебе что, места мало? – почему-то рассердился Ануфриев.
Ястребов спорить не стал и отполз к другому дереву. Женьке в какой-то момент стало неудобно за свой резкий тон, но извиняться было некогда.
Из конюшни вёлся интенсивный огонь. Её небольшие оконца стали амбразурами, а в дверном проёме залёг второй автоматчик – Миша Аулов. Каменная постройка превратилась в крепость.
«Молодцы ребята! – подумал Евгений. – Вот только надолго ли нас хватит…»
Видя, что пули против засевших в конюшне бессильны, немцы снова пустили в ход миномёты. Если каменные стены ещё сдерживали разрывы мин, то крыша постройки оказалась её слабым местом – вскоре она загорелась и начала проседать.
Почуяв явное преимущество, немцы начали вести себя наглее, всё чаще высовываясь из укрытий.
– Цели, цели давайте! – слышал Ануфриев голос Паперника. Лазарь бил почти без промаха. Женьке это было известно еще по прошлому бою в Кишеевке. Так что он не завидовал сейчас тем, кто попал в снайперский прицел заместителя политрука.
Ястребов тоже короткими очередями неплохо сдерживал врагов. Да и сам Женька не зевал, производя прицельные выстрелы. Беспокоило другое: патроны заканчивались. Большую часть он расстрелял ещё до отхода к конюшне.
– Беречь патроны! – дал указание Егорцев.
В какой-то момент Ануфриев обратил внимание, что автомат Ястребова умолк. Женя глянул в его сторону и увидел Михаила лежащим на спине.
– Миша! – окликнул он. Но Ястребов не подавал признаков жизни.
Происходящее начинало тревожить всерьез.
Женька посчитал: у него оставалось всего шесть патронов. «Ну что, Ануфриев, вот и пришёл твой час. Начался обратный отсчёт. Но разве ты не знал, на что шёл? Поэтому чего тут горевать…» Страха не было. Его подавляла ненависть к врагу.
Вдруг он увидел перед собой ползущего по снегу человека. Маскхалат выдавал в нём одного из бойцов отряда. Но кто это, опознать было нельзя.
«Куда ж ты, родной? – забеспокоился Ануфриев. – Тут же кругом гансы».
Боец находился как раз между ним и укрывшимися в снегу фашистами. Было понятно, что он направляется к нашим позициям, чтобы присоединиться к кучке забаррикадировавшихся товарищей.
Бойцу оставалось уже немного, когда очередь трассирующих пуль вспорола его маскхалат. Ранение пришлось в нижнюю часть туловища. То ли от боли, то ли по инерции он на секунду запрокинул голову, затем упал лицом в снег.
«Всё, – решил Евгений, – ещё один…»
Немцы возликовали от такого удачного попадания и на какое-то время потеряли бдительность. Женька воспользовался моментом и выстрелил в одну из касок. Он стрелял чуть ниже цели, практически в снег и, скорее всего, попал, поскольку каска резко откинулась назад.
Только он начал перезаряжать карабин, как увидел, что боец, прошитый очередью, зашевелился.
«Жив? Ну надо же! А я тебя уже похоронил, браток. Рано, видать».
Жене во что бы то ни стало захотелось прийти на помощь товарищу, оттащить его с линии огня, хотя это и было небезопасно.
Тем временем боец повёл себя странно: начал копошиться, задвигал локтями.
«Что происходит? – не понимал Евгений. – Неужто решил окопаться?»
Но тут раненый приподнялся и сделал резкое движение. Через пару мгновений раздался взрыв. Взрывной волной лыжника подбросило, а когда дымка рассеялась, Евгений увидел его лежащим в неестественной позе. Снег вокруг бойца покрылся бурыми пятнами.
В первый момент Ануфриев подумал, что это прилетела немецкая мина, но, осознав, что на его глазах товарищ подорвал себя сам, испытал потрясение.
«Кто же это мог быть?»
С какими героями, оказывается, ему довелось служить!
Конюшня горела. Крыша её уже обвалилась. Казалось бы, в такой жаровне что-то живое находиться уже не может. Но, судя по голосам, долетавшим до Женькиного слуха, ребята ещё держались.
В какой-то момент он услышал крик Егорцева:
– Лазарь, стой! Не делай этого!
«Чего «не делай?» – не понял Женька. – Что такого мог замыслить Паперник, чтобы Егорцев решил его остановить?»
– Не смей! – снова услышал он крик замполита.
«Да что там у них происходит?» – подумал Ануфриев, но моментально переключился на врага – немцы подобрались совсем близко.
Наконец последний патрон был выпущен по противнику. Оставался только револьвер. Но одним наганом много не навоюешь…
Женька прислушался. Голосов из конюшни уже не было слышно. Впереди голое поле, по которому подбирались гансы. Один из бойцов на его глазах взорвал себя. Что оставалось делать?
Он достал револьвер, взвёл курок и приставил ствол к виску. Последние мысли всегда о главном… «Вот ведь какой короткой оказалась жизнь. А столько было планов. Но всё перечеркнула чёртова война. Что я успел? В принципе, немало. Мог, конечно, больше. Но такова судьба…»