Спецназовец. Шальная пуля

Берий уже ждал его за угловым столиком у окна. Берий – это была, разумеется, кличка. Когда-то давным-давно с киноэкрана прозвучала ставшая весьма популярной в народе песенка: «О Мери, Мери, Мери, цветок душистых прерий». Позже какие-то диссидентствующие остряки с риском для жизни внесли в текст некоторые поправки, так что получилось: «Цветок душистых прерий Лаврентий Палыч Берий». К человеку, который, привстав из-за стола, призывно махал Александру Борисовичу рукой, все это относилось лишь постольку, поскольку фамилия его была Лаврентьев. При желании в его внешности можно было отыскать некоторое сходство с портретом незабвенного наркома внутренних дел, великого и ужасного Лаврентия Павловича, но выражалось это сходство по преимуществу в цвете волос, плеши на лбу да очках в старомодной круглой оправе и было чисто поверхностным.

Конечно, между Вадимом Викторовичем Лаврентьевым по кличке Берий и покойным наркомом внутренних дел существовала и другая, глубинная, куда более тесная связь, о которой знали очень немногие. Шутники, прилепившие своему шефу эту кличку, даже не подозревали, что играют с огнем, ибо по наивности своей полагали, что времена сексотов остались далеко в прошлом.

Несколько лет назад Берий попался на совращении несовершеннолетних. Доказательств его вины хватало с лихвой, дело было верное и находилось уже на полпути в суд, когда Вадиму Викторовичу сделали предложение, от которого тот не сумел отказаться. Дело закрыли, и вместо того чтобы отправиться на нары, под крылышко к какому-нибудь растатуированному с головы до пят педриле, Берий пошел на повышение. Теперь он работал продюсером одного из новостных каналов, что целиком и полностью устраивало как его самого, так и тех, кто ему с некоторых пор покровительствовал – в частности, полковника Томилина.

Дождавшись приветственного кивка полковника, Берий снова опустился на стул. На столе перед ним стояли две чашки, и, подойдя, Томилин с удовольствием обнаружил внутри них крепкий черный кофе, который здесь, в Останкино, был весьма и весьма недурен.

– Очень кстати, – сказал он, усаживаясь и придвигая к себе чашку. – Не дали выспаться, черти, а тут еще эта погода… Прямо на ходу засыпаю.

– Да, погода… – Обернувшись, Берий посмотрел в окно, за которым в серо-белой мельтешащей круговерти едва виднелся смутный, помеченный рдеющими красными огоньками силуэт телебашни. – В аэропортах все рейсы отменили, народ кишмя кишит, спят прямо на полу, а в Домодедово, представляешь, еще и свет вырубился – линия не выдержала, оборвалась. Конец света!

«Туда бы еще бомбу, – подумал Томилин. – Вот была бы каша!»

Он немного испугался, поймав себя на том, что едва не произнес это вслух. Мысли о задуманном деле не оставляли его ни днем, ни ночью и были такими неотвязными, что мало-помалу начали превращаться в навязчивую идею. Иногда полковнику даже казалось, что взрыв в аэропорту для него уже не столько средство достижения поставленной цели, сколько цель как таковая. Она щекотала самолюбие, бросала вызов профессионализму, а все прочее – триумфальное раскрытие громкого дела с широким общественным резонансом, повышение, генеральские погоны, полученные из рук самого президента, и сумма, на которую придется раскошелиться свежеиспеченному замминистра Асташову, – было просто приятным дополнением к победе, о которой никто никогда не узнает.

– Да уж, конец света, – проворчал он саркастически и глотнул кофе. – Двадцать первый век, Москва, и посмотри, что натворил обыкновенный снегопад! Такое впечатление, что кому-то там, наверху, – он ткнул указательным пальцем в потолок, – мы до смерти надоели, и нам решили для начала подрезать крылышки, чтоб не порхали, а ползали по земле, как нам и полагается от природы. Сперва из-за вулкана летать не могли, теперь вот это… Ладно, будем считать, что о погоде мы поговорили. Время не ждет, так что я, если позволишь, сразу перейду к делу.

Берий подобрался и для пущей важности посмотрел на часы.

– Да, – сказал он деловито, – действительно, дела сами собой не сделаются.

– А жаль, верно? – сказал Томилин и с улыбкой сделал еще один глоток. – Ах, хорош кофеек! Будто заново родился, честное слово. Что у вас слышно о вчерашнем происшествии? Я имею в виду ту машину, что сгорела на Юго-Западе.

– Это в которой три трупа – мужчина, женщина и ребенок? – хищно оживился Берий. – «Десятка», да?

– Угу, – держа у губ чашку, подтвердил Томилин.

– Да ничего конкретного, – раздраженно буркнул продюсер. – Менты виляют, отмалчиваются – ни бе, ни ме, ни кукареку. В самом начале один майор ДПС сгоряча брякнул, что, мол, машину расстреляли из автоматического оружия и подожгли, а уже через полчаса ГИБДД все это официально опровергла. Их пресс-секретарь мямлит что-то невразумительное о каком-то коротком замыкании, но даже эту версию просит не озвучивать: мол, обстоятельства не установлены, надо-де подождать заключения экспертов, и прочее в том же роде…