Спецназовец. Шальная пуля

Томилин поставил чашку на блюдце, промокнул салфеткой губы и, положив на колени свой портфель, извлек оттуда тощую пластиковую папку бледно-голубого цвета.

– С тебя причитается, – сказал он и, снисходительно улыбаясь, со шлепком бросил папку на стол. – Эксклюзив! Бомба!

– Что это? – не прикасаясь к папке, спросил Берий.

«Ах ты, засранец», – подумал Александр Борисович.

– Информашка, – сказал он ровным голосом. – По вчерашнему происшествию. Ты – первый и пока единственный, кто ее получил.

– Ага, – сказал Берий. Тон у него был многозначительный. – Эксклюзив, говоришь?

Полковник не удостоил его ответом. Смерив Александра Борисовича пристальным взглядом, Берий вынул из папки лежавшие там бумаги и начал читать.

– О, – сказал он, пробежав глазами пару абзацев, а через некоторое время добавил: – Ого! Это правда? – спросил он, дочитав до конца.

– Это надо, – твердо ответил Томилин.

Берий вздохнул, убирая бумагу обратно в папку.

– Правда и ложь, вы не так уж несхожи, – грустно процитировал он.

– Вчерашняя правда становится ложью, вчерашняя ложь превращается завтра в чистейшую правду, в привычную правду, – закончил цитату полковник и добавил в прозе: – Кто бы сетовал! Это ведь твоя работа.

– А это – твоя? – предположил Лаврентьев, брезгливо приподняв за уголок бледно-голубую папку.

– Много будешь знать – скоро состаришься, – сказал Томилин. – И помрешь раньше времени. Думай, что говоришь, пресса! Я вообще не понимаю, чем ты недоволен, – погасив огонек холодной угрозы в глазах, продолжал он спокойным, будничным тоном. – Фактическая сторона дела изложена верно, в ближайшее время основная часть этой информации будет озвучена официально, со ссылками на данные экспертизы и показания свидетелей. Ты получишь ее на общих основаниях, одновременно со всеми остальными средствами массовой информации – правда, в несколько урезанном, причесанном и приглаженном виде. Чего ты не получишь, так это возможности первым рассказать стране горячую новость и заработать еще сколько-то очков в вашей вечной грызне за рейтинги. Ну, и еще вот этого…

Он показал собеседнику открытый портфель, из которого бесстыдно выглядывал уголок незапечатанного почтового конверта. При виде него на бледных губах продюсера заиграла блудливая улыбочка.

– Ты умеешь быть убедительным, – сказал он.

– А то, – хмыкнул Томилин. – Не в собесе работаю.

– Достал ты со своим собесом… – Выложенный на стол конверт исчез так незаметно, словно Александр Борисович пил кофе не с продюсером новостного телевизионного канала, а с именитым иллюзионистом. Берий под столом открыл конверт, заглянул в него и скроил кислую мину: – М-да…

Томилин ответил ему пустым, ничего не выражающим взглядом, и Лаврентьев, поняв намек, молча спрятал деньги в карман: он был не в том положении, чтобы торговаться, и прекрасно об этом помнил. Кроме того, жаловаться ему было не на что: за такие новости журналисты обычно не получают деньги, а платят сами.

– Еще один момент, – сказал Александр Борисович. – Мне может понадобиться твоя съемочная группа.

– Еще кто-нибудь собирается погибнуть от рук террористов? – иронически приподнял бровь Берий.

– Прикуси язык, – осадил его полковник. – И вообще, ничего подобного. Это просто личная просьба. Надо, чтобы люди с телевидения пришли, отсняли материал, а потом отдали его мне и тихо испарились. Разумеется, за отдельную плату.

– Звони, – пожав плечами, равнодушно сказал Берий.

Крепкий черный кофе помог лишь отчасти. Сонливость так и не прошла, атмосферный столб ощутимо давил на мозги, но, меся ногами снег по пути к своей машине, полковник Томилин чувствовал себя именинником. Все шло так, как должно идти, и даже чуточку лучше; события, люди, мнения и разговоры цеплялись друг за друга плотно, как части правильно собранной головоломки. Не далее как позавчера его превосходительство генерал-майор Бочкарев дал официальное «добро» на проведение операции, даже не подозревая, на что, собственно, соглашается. Он думал, что отдает приказ о дискредитации Магомеда Расулова, и только. Александр Борисович намеревался этот приказ выполнить, но упомянутая дискредитация была всего лишь небольшой и далеко не первостепенной частью его собственного плана. Асташов был полностью готов к употреблению, и даже поселившийся в доме уважаемого Магомеда отставной спецназовец Якушев перестал тревожить полковника. Он больше не был раздражающей помехой, ему тоже нашлось место в составляемой Томилиным мозаике, и теперь настало время его на это место установить.

Александр Борисович уселся за руль, запустил двигатель и, пока тот прогревался, сверился с бумажкой, на которой рукой капитана Куницына был записан домашний адрес Якушева. Поскольку полковник собирался вплотную заняться этим любопытным персонажем, мысли его естественным порядком перескочили на то, что Куницыну удалось выжать из покойного подполковника милиции Джафарова.