Часы на приборной панели показывали без четверти три, когда Юрий свернул к себе во двор, привычно пропустив между колесами безобразно большую и глубокую выбоину в асфальте. Он остановился в полуметре от припаркованной напротив его подъезда «хонды», на заднем стекле которой красовалась наклейка с провокационной надписью: «BMW – тоже машина!», выключил зажигание и погасил фары. Теперь стало видно, что небо над головой уже начало понемногу светлеть. Короткая майская ночь близилась к концу, а до наступления утра нужно было еще многое успеть.
Нашаривая в кармане сигареты, Юрий выбрался из машины. Сигарет в пачке осталось четыре штуки, и он подумал, что надо бы прихватить из дому свежую пачку, а лучше две или вообще все, что осталось от купленного позавчера блока – не то семь, не то восемь пачек. Рук они ему не оторвут, благо он на колесах, а когда представится следующий случай выйти за покупками, одному богу ведомо.
Сунув в зубы сигарету и рассеянно охлопывая карманы в поисках вечно норовящей затеять игру в прятки зажигалки, он направился к подъезду, но остановился, краем глаза заметив какую-то странность, зафиксированную боковым зрением, но не успевшую проникнуть в сознание. Следуя укоренившейся привычке не обходить вниманием даже самые незначительные на первый взгляд мелочи и чутко прислушиваться к невнятному шепоту интуиции, он огляделся.
Причина испытываемого им смутного беспокойства обнаружилась практически сразу: у «хонды», стоящей напротив подъезда с неработающим двигателем и выключенными огнями, был открыт люк в крыше.
Юрий рассеянно прихлопнул приземлившегося на шею комара и сейчас же услышал над ухом противный писк еще одного кровососа, присутствие которого плохо укладывалось в современные представления о фауне большого города, но тем не менее было реальностью – не столько суровой, сколько противной, создающей дополнительные неудобства.
Открытый люк в крыше «хонды» Юрию активно не нравился. Либо человек, сидевший внутри, был нечувствителен к комариным укусам, либо там никого не было. Значит, хозяин машины, выходя из нее, был пьян до потери пульса, потому что ни один москвич, пребывая в здравом уме и твердой памяти, не оставит без присмотра открытую машину в чужом темном дворе даже на пять минут.
Машина, скорее всего, и впрямь была нездешняя. Номера на ней были московские, но, судя по буквенному коду, выдали их не меньше двух лет назад. Басалыгин как-то вскользь упомянул, что один из его подчиненных, а именно капитан Арсеньев, ездит на «хонде» и давно мечтает поменять ее на что-нибудь посвежее и попрестижнее, хотя бегает она у него до сих пор, как молодая.
«Наружка? – подумал Юрий. – Они что, совсем обнаглели? Поставили свое корыто под самыми окнами и курят в открытый люк… Ничего не скажешь, профессионалы! Ну, я вас!..»
Вертя в пальцах незажженную сигарету, он решительно шагнул к «хонде» и постучал в крышу.
– Эй, славяне, огоньку не найдется? – осведомился он.
Ему никто не ответил. В машине не произошло ни малейшего шевеления – судя по всему, она была пуста. «Точно, пьяный, – подумал Юрий, чувствуя, как отступает вспыхнувшее было раздражение. – Приехал в гости, а по дороге так нагрузился, что даже люк закрыть забыл. Что за народ! Права у них отнимают, деньги с них дерут сумасшедшие, сами гибнут по пьяни и ни в чем не повинных людей пачками на тот свет отправляют… В тюрьму их за это сажают, а им все нипочем – хлебом не корми, только дай засосать пол-литра и погонять по Москве на предельной скорости!»
Зажигалка наконец нашлась. Якушев прикурил, а затем, скорее машинально, чем имея в виду что-то конкретное, нажал на кнопку встроенного в зажигалку светодиодного фонарика и направил тонкий голубоватый луч в салон «хонды».
Выключив фонарик, он немного постоял, переваривая увиденное. Потом забытая сигарета обожгла пальцы, Юрий выронил ее и снова осветил салон. Увы, ему не померещилось, ничто из увиденного не рассеялось, как мираж, все было по-прежнему: и густые красные потеки на стеклах, и лужи крови на всех горизонтальных поверхностях, и завалившееся на пассажирское сиденье безголовое тело в знакомой джинсовой курточке – той самой, в которой вороватый опер Арсеньев производил обыск у Юрия дома.
Юрий погасил фонарик и отступил от своей страшной находки. Ноги сами собой чуть согнулись в коленях, плечи ссутулились, руки приподнялись на уровень груди – тренированное тело, не дожидаясь команды ошеломленного увиденным рассудка, принимало боевую стойку, готовое защищаться до последней возможности – бить, ломать, грызть, прорываться любой ценой…