Спецназовец. Взгляд снайпера

Увидев справа от дороги заправку, Молоканов решительно свернул туда, хотя указатель расхода топлива на приборной панели показывал, что бак заполнен почти на две трети. Павел Макарович со своего места отчетливо это видел, но воздержался от вопросов: он и сам был не прочь немного размяться и глотнуть свежего воздуха.

Отдав подошедшему заправщику в красном комбинезоне распоряжения по поводу бензина и ветрового стекла, которое за время пути основательно обросло разбившейся вдребезги мошкарой и украсилось парочкой птичьих автографов, Молоканов скрылся в стеклянном павильоне станции. Полковник Басалыгин отошел в сторонку, на травку, и закурил. Поднявшееся уже довольно высоко солнце приятно пригревало шею и лопатки, легкий ветерок играл молодой травой, ароматы цветущих лугов соперничали с запахами асфальта и солярки. Усевшийся на козырьке заправочного терминала скворец заливался булькающими трелями, его оперение на солнце отсвечивало то синим, то зеленоватым металлическим блеском. Тупо ныл затылок, давление на переносицу не ослабевало, и чем дальше, тем сильнее хотелось спать. Мозг превратился в какое-то вязкое болото, в комок размокшей глины, в котором увязали, топчась на месте, вялые, бестолковые мысли. Пистолет в наплечной кобуре весил, казалось, не меньше десяти килограммов, и с ним хотелось что-нибудь сделать: то ли выбросить в поле, то ли, дождавшись возвращения Молоканова, выстрелить сначала в него, а потом в себя. Поступок, спору нет, некрасивый и малодушный, зато все проблемы решатся одним махом. Басалыгин чувствовал себя таким усталым, что, вполне возможно, отважился бы на этот безумный шаг, если бы не окрепшие за сегодняшнее утро подозрения в адрес Спеца. Вот если бы Якушев был здесь, тогда бы стрелять, пожалуй, стоило: кто-то из них троих наверняка Зулус, а чтобы прихлопнуть этого подонка, можно пожертвовать двумя невиновными. Тем более что все они люди одинокие, военные и, случись что, по ним никто не заплачет…

«С ума сошел, старый дурак, – вяло подумал Басалыгин. – Нет, если повезет выпутаться из этой истории, из органов надо уходить на все четыре стороны. Пенсия по выслуге лет гарантирована, а много ли одному надо? Поселиться на даче, вспомнить рыбацкую премудрость, собаку, наконец, завести или хотя бы кошку… Да только думать об этом рано, сперва надо выпутаться, а это уж как повезет…»

По стеклу внедорожника стекала мыльная пена, и парень в красном комбинезоне ловко собирал ее резиновым скребком, совершая им сложные круговые движения. Даже сквозь закрытые окна была слышна играющая в салоне музыка. Звучала, кажется, «Машина времени»: «И когда-нибудь совсем не там, где надо, выйдет срок, прозвенит звонок…» Павел Макарович грустно покивал головой, соглашаясь: похоже было на то, что его срок уже вышел.

В дверях павильона появился Молоканов. В каждой руке у него было по пенопластовому стаканчику, один из которых он, подойдя, протянул Басалыгину.

– Угощайтесь, товарищ полковник.

В стаканчике был черный кофе. Он выглядел достаточно густым и недурно пах; нюхать его сегодня почему-то оказалось приятнее, чем пить, и некоторое время Павел Макарович просто водил над стаканчиком своим знаменитым, отдаленно похожим на свернутый слоновий хобот носом, втягивая ноздрями бархатистый, дразнящий аромат. Потом, когда рецепторы перестали воспринимать тончайшие нюансы запаха и удовольствие притупилось, он сделал глоток. Кофе был не высшего качества, но горячий и в меру крепкий.

– Он был здесь, – сказал Молоканов. – Заезжал под утро. Заправился, купил сигарет, выпил кофе…

– Якушев?

– Да, Якушев. Похоже, он все-таки решил принять ваше приглашение.

Тон у майора был многозначительный, обведенные черно-лиловыми полукружьями кровоподтеков глаза смотрели пристально, с профессиональной цепкостью. Павел Макарович с натугой поворочал в голове тяжелые, как поднятые со дна реки дубовые бревна, мысли, пытаясь сообразить, на что намекает этот человекообразный енот, и наконец сообразил.

– О приглашении пожить у меня на даче знал только я, – сказал он и сделал еще один глоток из стаканчика. – И если после убийства Арсеньева Якушев спокойно поехал ко мне на дачу, значит, меня он не опасается. Значит, мы заодно, так? К этому ты клонишь?

Молоканов с шумом отхлебнул из своего стакана и зашипел, обжегшись.

– Горячий, черт! Я бы, товарищ полковник, именно к этому и клонил, если бы не одно «но». Допустим, он ваш сообщник и полностью вам доверяет. Но на кой ляд тогда вам его выдавать?

– Чтобы заманить одного излишне сообразительного и информированного майора в укромное местечко, тихо пришить и утопить труп в речке, – сказал Басалыгин. – Как тебе такой вариант, Геннадий Михайлович? Не боишься?