Это могло означать только одно: все это время мачете находилось в каком-то другом месте и, возможно, не раз бывало в употреблении. Юрию доводилось держать в руках нечто подобное, и он хорошо представлял себе, на что способно это оружие латиноамериканских пеонов. Вряд ли кто-то держал его на кухне, чтобы резать колбасу; у Юрия уже появились кое-какие предположения на этот счет, и он, кажется, знал, как их проверить.
Он вернулся на кухню и открыл шкафчик, в котором давеча видел аптечку. Аптечка была на месте; бумажные упаковки аспирина и анальгина в ней покрылись характерными буро-желтыми пятнами, пакетик борной кислоты на ощупь стал твердым и хрупким, а его содержимое каким-то образом переместилось изнутри на наружную поверхность, осев на ней скоплениями мелких кристалликов. Но пузырек с перекисью водорода выглядел вполне пристойно, несмотря на стертую до частичной потери читаемости этикетку. Якушев понятия не имел, существует ли у перекиси срок годности, но выбора у него все равно не было, и он решил, что выяснит это на практике.
Всем известно, что перекись водорода пенится, вступая в соприкосновение с кровью, – например, когда ею обрабатывают свежую рану. Чуточку меньшее количество людей знает, что пена образуется под воздействием фермента, входящего в состав гемоглобина. И лишь те, кто интересовался этим специально, в курсе, что перекись пенится даже тогда, когда ею обрабатывают очень старые или тщательно замытые следы крови. Это установил еще в далеком тысяча восемьсот шестьдесят третьем году немецкий криминалист по фамилии Шёнбайн. Правда, тогда же было установлено, что этот метод не позволяет отличить кровь человека от крови животных, а чуть позже выяснилось, что перекись дает точно такую же реакцию на слюну, мокроту, а порой даже на ржавчину. К тому же чересчур интенсивная обработка перекисью может полностью уничтожить следы крови, но в данном случае это не имело принципиального значения, как и то, откуда боец спецназа Юрий Якушев получил эту ценную информацию.
(В том самом бою, когда им удалось отбить у «чехов» взятого в плен подполковника Басалыгина, Юрия подстрелили, и Мамонт, волоча раненого на горбу по крутым козьим тропкам, развлекал его сведениями из области криминалистики и судебной медицины, а также истории развития этих дисциплин. После этого Юрию неделю снились удавленники, утопленники, эксгумированные трупы и прочая мерзость, но своего Басалыгин добился: сознания он по дороге так и не потерял и, как позже заверил врач полевого госпиталя, выжил во многом благодаря этому.)
Вернувшись в гараж, Юрий вскрыл пузырек и наклонил его над рукояткой торчащего в чурбаке мачете. Обрабатывать перекисью лезвие он не стал: дерево, в отличие от железа, не ржавеет, а когда отрезаешь человеку голову, кровью неминуемо оказывается испачкано все вокруг, в том числе и рукоятка инструмента, которым ты пользуешься.
Перекись потекла по темному дереву рукоятки, бурно вскипая множеством белых пузырьков. Куда бы ни направилась прихотливо извивающаяся, ветвящаяся струйка, всюду наблюдался тот же эффект, из чего следовало, что наспех замытая кровь покрывает мачете ровным слоем.
– Лучины нащепать, – вполголоса передразнил Басалыгина Юрий, закупоривая пузырек.
В свете сделанного открытия совет воспользоваться мачете выглядел как приглашение оставить отпечатки пальцев на орудии преступления. Подобрав с пола мятую пыльную тряпку, некогда бывшую рубашкой, Юрий насухо вытер рукоятку и, подсвечивая себе фонариком, огляделся по сторонам.
С орудиями убийства все было ясно: все они находились здесь. И если «драгуновка» могла принадлежать кому угодно, а мачете прямо указывало на Мамонта, то винтовка, в данный момент стоявшая у стены гаража, служила неопровержимой уликой против Юрия Якушева. Безголовый труп опера Арсеньева в припаркованной у подъезда машине и исходивший от казенника винтовки запах пороховой гари складывались, слипались в единое целое так же легко и охотно, как два противоположно заряженных магнита. Капитана явно застрелили из этой самой винтовки, иначе не было никакого смысла привозить ее сюда.
Да, улика была мощная. На основании такой улики Юрий и сам поверил бы в чью угодно виновность – за исключением своей, разумеется, поскольку точно помнил, что вот уже несколько месяцев кряду никого не убивал, а уж чужих голов и вовсе никогда в жизни не присваивал.
«Если не я, значит, Мамонт», – подумал Юрий, ощупывая лучом фонаря кучи сваленного в гараже ненужного хлама, в которых, как он подозревал, могли скрываться еще какие-то улики. В самом деле, дача принадлежит Басалыгину, и кто, как не он, мог доставить все это сюда? Возможно, господин полковник с самого начала использовал свой загородный дом как базу, с которой отправлялся в свои вылазки серийный убийца по прозвищу Зулус. Наведывался сюда по ночам, прятал орудия убийства и, может быть, даже отрезанные головы… Бр-р-р!.. Противно, конечно, но, увы, вполне вероятно.