Спецоперация «Зверобой»

– У них тут номер самого знака, группа крови, номер части и где он был выдан. Что это нам дает? За исключением номера части – ни-че-го. Пустышку мы с тобой тянем.

– Погоди, не торопись. Сейчас допросим, и тогда сделаем окончательные выводы.

Коскинен привел ефрейтора. С первых минут допроса Баталин понял, что «охотник» не так прост, как прикидывается. Сначала он выдавал себя за рядового связиста, который таскает за собой тяжелую катушку, да еще под пулями, и мало что знает. Ну, разве что фамилию фельдфебеля.

– У вас каждый солдат, покинув часть в военное время, бродит по лесу с ружьем?

Ефрейтор не моргнув, бойко ответил:

– Так точно, господин капитан.

– Ты оказался прав, – сказал Баталин по-немецки, обращаясь к Коскинену. – Он нам не нужен. В расход его.

Пааво поднялся во весь свой громадный рост и шагнул к «охотнику». Немец побледнел, с ужасом подняв глаза на Коскинена.

– Вы не имеете права, я военнопленный.

– Ты будешь говорить? – зарычал на него Коскинен.

Ефрейтор только хватал ртом воздух и мотал головой в знак согласия.

– Твоя должность? – спросил Баталин.

– Адъютант командира батальона.

– Воинское звание, фамилия командира?

«Охотник» взахлеб рассказывал о своих командирах, называл их воинские звания. Но когда его спросили, чем занимается и какие задачи выполняет батальон, он стал путаться, говорить общими фразами.

– Ефрейтор, я же тебя предупредил, – сказал тихо Баталин.

Оказалось, что это не обычная полевая часть, а батальон спецсвязи. Когда немец обронил фразу о том, что он военнопленный, Сергей понял: перед ним сидит не обычный связист с переднего края. Это они в сорок первом могли сослаться на конвенцию, объяснить темным русским, какие имеют права, попав в плен. Однако фронт – хороший учитель. Сегодня пленные из окопов так не говорят, не смотрят гоголем. Они больше похожи на побитых, затравленных псов, с ужасом во взгляде.

Когда Баталин раскрыл блокнот, у немеца как раз и появился тот самый ужас в глазах. Он молчал. Сергей видел, как тряслись его руки.

– Если я скажу, меня расстреляет гестапо.

– Не успеет, – успокоил «охотника» Коскинен.

Ефрейтор вопросительно посмотрел на Пааво.

– Мы расстреляем тебя раньше.

– Это секретная линия правительственной связи из ставки фюрера в штаб группы армий «Центр» фельдмаршала Клюге.

Разведчики переглянулись. Коскинен радостно сжал огромные кулаки.

– Что и требовалось доказать, товарищ командир.

– Хорошо, Пройсс, давай рассказвай точно и подробно об этой линии фюрера.

…Поздним вечером в Москве приняли радиограмму: «Зверобой – Центру. Обнаружено и установлено местонахождение линии секретной связи из ставки Гитлера в штаб Клюге. Готовы действавать. Ждем указаний».

Центр дал добро на проведение диверсионного акта на линии. Пришлось капитану Гречину прервать свои занятия в партизанской школе. Разведгруппа совершила рейд, в результате которого кабель спецсвязи был взорван.

Глава 13

Баталин дописал радиограмму и передал ее Никерову. Капитан прочел текст. «Зверобой – Центру. Со 2 по 5 октября через станцию Орша проследовало 725 платформ с автомашинами, 38 платформ с танками. На востоке в 8 километрах от железнодорожной станции Орша обнаружен склад авиабомб и снарядов. В деревне Селезни, 20 км к северо-востоку от Велижа, расквартировано подразделение численностью 250 человек. Быстрыми темпами строятся блиндажи, землянки, бомбоубежища. Устанавливают орудия крупного калибра».

– Все понятно. Я пошел? – затропился Никеров.

– Подожди. Как там Анна?

Сергея беспокоило здоровье радистки Пивоваровой. Вот уже вторую неделю у нее не проходил кашель. Пытались лечить народными средствами, однако ничего не получалось.

– Кашель не прекращается. Ее бы в хату, на теплую печку прогреться. А что в землянке – холод, сырость…

– Я поговорю с Москвиным. Может, он посоветует, пристроим Аньку к какой-нибудь бабуле.

Командир отряда посоветовал обратиться к бабе Уле, старушке, которая живет в деревне Узвоз. Она помогает партизанам, лечит травяными отварами. Москвин обещал договориться с бабулей. Вскоре сказал, что их ждут в селе.

Командир вместе с Анной вышли в путь. Планировали оставить Пивоварову в деревне на несколько дней, чтобы она погрелась, отдохнула, подлечилась. В хате под печкой у бабы Ули был неболшой секретный лаз, в котором можно было укрыться одному человеку, если нагрянут немцы или полицаи.

Бабуля встретила разведчиков по-деловому. В большой русской печке, которая занимала добрую половину избы, Уля пекла хлеб. Духмяный запах свежего хлеба растекался по всему дому. Деревянной лопаткой она подхватила каравай, вытащила его из печи, выложила на белую тряпицу, разложенную на столе. У Баталина потекли слюнки, Анна завороженно смотрела на каравай.

– Что, ребятки, давно не пробовали домашнего каравая! – улыбнулась бабка Уля. – Налетай! Ножа не даю, свежий хлеб надо ломать руками.

– Давно! Я вообще его не ела. У нас в деревне сами хлеб не пекли, – призналась Анна.

– А у нас в городе и подавно, – сказал Сергей, разламывая еще горячий каравай на две части.