Спецоперация «Зверобой»

На позиции спецгруппа вышла с рассветом. Баталин и Григорьев заняли лежку на левой высокой стороне дороги, Коскинен и Грибной замаскировались напротив. Гречин засел в густом кустарнике со своей «адской машинкой», чтобы в нужный момент привести ее в действие. Сараскин находился метрах в трехстах впереди. Он должен был предупредить товарищей о приближении кортежа.

День был пасмурный, холодный, временами шел снег. Дорога полупустынна. Проехали две машины со скрюченными от холода солдатами в кузове, «хорьх» прокатил в сторону ставки, через полчаса проехал второй, легковая машина проследовала в сопровождении броневика и двух мотоциклов с колясками, в которых сидели автоматчики и пулеметчик. Судя по всему, в этой машине находился какой-то высокий чин. Может, сам фельдмаршал фон Клюге. В другой раз Баталин ударил бы по автомобилю не задумываясь. Но не сейчас.

Появлялись на дороге и пешие – солдаты по двое брели по обочине, взвод автоматчиков прошагал под крики фельдфебеля. Проехали полицаи на телеге.

В общем, все как обычно. Ничто не напоминало о прилете первого лица Третьего рейха.

В три часа дня Баталин приказал покинуть позиции, и возвращаться домой. Итоги подводить не пришлось. Говорить было не о чем. Как сказал военинженер Грибной: «День пропал». Впрочем, ученые говорят, что отрицательный результат, тоже результат. Возможно, но только не в разведке.

Следующий день был, как две капли воды похож на предыдущий. Ну разве что небо немного просветлело да снег перестал идти. И на том, как говорят, спасибо.

У Баталина мелькнула мысль, что не стоит таскать всю группу, может, дать кому-то отоспаться. Но кого оставить на базе, если лишних рук нет. «Ладно, – успокоил он себя, – осталось два дня. Либо завтра, либо послезавтра решающий бой».

11-го, ближе к вечеру, когда Сергей уже собирался дать команду на отход, неожиданно зашевелились немцы. Двое солдат в новеньких маскхалатах шли по дороге и оглядывали обочины. На плече у каждого висела снайперская винтовка. «Вот они, голубчики», – прошептал Баталину Григорьев.

Немцы чувствовали себя в полной безопасности. Один из них что-то говорил и показывал другому как раз на то место, где лежали Сергей с Николаем. Когда они подошли поближе, разведчики услышали, как старший поучал младшего.

– Вилли, мой мальчик, я здесь уже целый год. Знаю эти проклятые холмы, как родную улицу в Лукенвальде. Лучше позиции, чем эта не существует.

Они стали карабкаться по холму вверх, к тому самому дереву, на которое несколько дней назад указал Григорьев. Николай повернул к Баталину сияющее лицо, мол, что я говорил. Так и хотелось прошептать это командиру. Но снайпер был опытным бойцом, он знал старое доброе правило – речь человека слышна за сто метров, шепот – за шестьдесят. Поэтому рисковать он не смел.

Фашисты подошли к дереву. Старший из них похлопал по стволу и вскинул голову вверх.

– Устроишься, как в любимом гасштетте. Ну разве что без пива. А я прилягу напротив, на той стороне дороги. Все, пошли, тут делать больше нечего.

Они сбежали по косогору и, подгоняемые холодом, быстрым шагом заторопились назад по дороге.

На базу разведчики возвратились в возбужденном состоянии. Уставшие, замерзшие, тем не менее с пониманием того, что завтра решающий день. Во-первых, завтра 13 марта, последний срок, указанный Центром, во-вторых, вылазка двух немецких снайперов говорила о многом. Значит, разведчики верно просчитали врага. Завтра они всяко будут охотники.

– Если Гитлер погостит у Клюге несколько часов, как в прошлый раз, он будет возвращаться на аэродром примерно между четырнадцатью и шестнадцатью часами. Можно рассчитывать, что фельдмаршал даст в честь фюрера праздничный обед. После него Гитлер отбудет восвояси. Но это, как вы понимаете, одна из многих версий. Вдруг он решит уехать раньше, а может, наоборот, остаться на ночь… Гадать бесполезно. Мы должны быть готовы ко всему.

Баталин тяжело вздохнул и, глядя в лица сидящих напротив разведчиков, произнес.

– Уйти оттуда мы должны с головой Гитлера. Иначе нам не сносить собственной головы.

… Разведчики ждали уже седьмой час. Знакомая пустынная дорога. Солдаты по ней сегодня не ходили, полицаи на тарахтящей телеге не ездили, редкая машина проскакивала мимо них на высокой скорости.

Коскинен и Грибной уже расположились, когда в темноте услышали, как кто-то усердно сопит, поднимаясь по склону. Это немецкий снайпер Вилли направлялся к «засидке». «Долго же ты спишь, Вилли». Пааво вытащил свой проверенный в деле финский нож и шагнул в темноту.

Военинженер Грибной услышал только сдавленный хрип, и через несколько секунд Коскинен протащил тело снайпера мимо него в глубину леса. Вскоре он вернулся, прилег рядом с Грибным, сказал:

– Все, Семеныч, дыши спокойно, больше у нас над ухом никто сопеть не будет. Разве что охрана фюрера.