Спецслужбы мира за 500 лет

Летом 1831 г. в Москве были раскрыты три группы заговорщиков: два антиправительственных кружка: Я. И. Костенецкого (студенческий) и Н. П. Сунгурова (военно-чиновничий); а также заговор офицеров-поляков, служивших в дислоцировавшихся в Москве полках. Четвертого июня 1831 г. полковник 2-го (Московского) округа Корпуса жандармов Н. П. Шубинский доложил Бенкендорфу, что студент Московского университета г. Шанявский на собрании сокурсников произносил похвалы «восставшему польскому народу», называя русских «трусами и подлецами». Предпринятые жандармами (совместно с полицией г. Москвы) меры позволили установить, что в Московском университете действительно имеет место «брожение неокрепших умов», вызванное польским мятежом.

В ходе дальнейших оперативно-розыскных мероприятий спецслужбы получили информацию о том, что некоторые находящие в Москве офицеры-поляки (братья С. и Ф. Керсновские, М. Морачевский, Седлецкий, Цеплинский) готовят побег в Литву для дальнейшего участия в боях против русских войск в Царстве Польском. Все указанные лица были немедленно арестованы. При обыске у них на квартирах было обнаружено оружие и боеприпасы (что для офицеров естественно), но кроме этого – комплекты штатского платья и чистые бланки подорожных, похищенные сообщниками арестованных из канцелярии Московского генерал-губернатора.

Яков Костенецкий создал свой кружок «Общество друзей» среди студентов Московского университета в подражание декабристам. Политическая цель общества состояла во введении в России конституции. В мемуарах Костенецкий оставил справедливые замечания о ситуации в университете. «Государь, – писал он, – никогда не посещал университета, и между нами было убеждение, что он нас ненавидит. Говорили, что он считает студентов бунтовщиками и даже не ездит мимо университета. В это же время, т. е. в 1830 году, началась Польская революция. [М. П.] Погодину, который в этом году начал было читать лекции польской истории, было запрещено читать их. Без всякого сомнения, лекции Погодина раскрыли бы нам всю истину отношений России к Польше, все коварство поляков, всю их ненависть к России и к русской вере и показали бы необходимость и справедливость тогдашней войны с ними. Но запрещение чтений таких лекций студенты приняли за боязнь, чтобы не обнаружились жестокости против поляков, и поэтому студенты, зная только поверхностно эту историю и руководясь то состраданием к угнетенным, то внушениями товарищей поляков и немцев, считали войну эту несправедливою, варварскою и жестокою: в поляках видели страдальцев за родину, а в правительстве нашем – жестоких тиранов, деспотов».[358]

Отставной губернский секретарь Н. Сунгуров, познакомившийся в 1830 г. с членами кружка Костенецкого через Ф. П. Гурова, предложил им создать на базе кружка тайную революционную организацию. Сунгуров разрабатывал планы вооруженного восстания в Первопрестольной, предусмотрев захват артиллерии и вовлечение в восстание рабочих московских фабрик. Он надеялся внушить народу, что цесаревич Константин прибудет из Польши с войсками, освободит крестьян, отменит подати и т. п. Для привлечения к восстанию «городской черни» и освобожденных из тюрем уголовников предполагалось заинтересовать их возможностью пьянства и грабежа. В поисках союзников Сунгуров начал переговоры с находившейся в Москве группой польских офицеров. Однако те не приняли приглашение присоединиться к «клятым москалям», горя желанием лично участвовать в настоящем восстании – Польском.

Версия Костенецкого об обнаружении и ликвидации властями нелегальных групп значительно отличается от версии, принятой позже советскими историками. Костенецкий писал:

«Прежде расскажу, каким образом открылся этот, так названный тогда, Сунгуровский заговор, о чем я, разумеется, узнал уже впоследствии из рассказов товарищей. Во время Польской войны 1831 года все офицеры-поляки из Литовского корпуса были переведены в Россию, и многие находились в Москве. Между некоторыми из них, а также студентами и другими поляками был составлен заговор, чтобы бежать всем в Польскую армию. Говорили, что для этого каждый из них приготовил себе оружие, пороху, пуль и проч., и будто все они, чрез какого-то писаря из канцелярии генерал-губернатора, запаслись фальшивыми видами и уже хотели бежать из Москвы. Сунгуров, который был знаком с некоторыми из этих офицеров, узнав о их намерении, сделал на них донос правительству, и их поэтому начали хватать и арестовывать. Когда явились жандармы арестовать одного из них, поручика Седлецкого, то в это время был у него в гостях студент Полоник, который после этого, явясь к жандармскому генералу Волкову, сделал донос уже на Сунгурова и на всех тех, которые у него бывали. Таким образом, этот гнусный Полоник, бывший моим товарищем еще с гимназии, сделался теперь самым лютым обвинителем меня, Антоновича и всех других студентов, не только знакомых с Сунгуровым, но даже только знакомых с нами».[359]