Спящие красавицы

Он начал питаться фастфудом и небольшое брюшко, за которое он переживал в конце весны, к осени превратилось в полноценный толстый живот. Джаред призраком витал где-то на задворках восприятия, приходил, уходил, иногда махал рукой или говорил «йоу, пап». Эротические фантазии об Эви заместили столь желанный некогда покой. В этих фантазиях она опутывала его виноградной лозой и обдувала ветром его обнаженное тело. Он думал, что с ней он сможет отдохнуть, но во сне никак не мог добраться до неё.

Когда он находился в одной комнате с младенцем, тот улыбался ему, будто хотел подружиться. Клинт улыбался в ответ, а потом плакал в машине по дороге на работу.

Однажды ночью, мучаясь бессонницей, он набрал в поисковике имя своего второго и последнего пациента, того, у которого были «сексуальные амбиции». Появился некролог. Пол Монпелье скончался пять лет спустя, после их встречи, проиграв тяжелую борьбу с раком. О жене и детях никаких упоминаний не было. Что дали ему эти «сексуальные амбиции»? Судя по всему, только короткий некролог. Клинт оплакивал и его. Он знал, что в психиатрии этот феномен назывался «замещение», но ему было плевать.

Одним дождливым вечером после прочтения некролога о Монпелье, уставший от групповых собраний и индивидуальных бесед Клинт, остановился в маленьком мотеле в городе Игл, с грохочущим обогревателем и испорченным телевизором. Через три дня он оставался там же, когда позвонила Лила и спросила, когда он вернется домой. Судя по голосу, ответ её мало волновал.

— Я выдохся, Лила, — сказал он.

Лила уловила смысл его слов, окружавшее их отчаяние.

— Ты хороший человек, — сказала она. Настала пора об этом ему сказать. Ребенок плохо спал. Она тоже была измотана. — Лучше многих.

Он рассмеялся.

— Кажется, так говорят, когда хотят проклясть, а не похвалить.

— Я люблю тебя, — сказала она. — Этого должно быть достаточно. Разве, нет?

Этого было более чем достаточно.

15.

Директор тюрьмы в Кёрли сказал Клинту, что не желает его видеть до самого дня Благодарения.

— Вам нужно подлечиться, док, — сказал директор. — Поешьте овощей, хотя бы. Хоть чего-нибудь, помимо «бигмаков» и пирогов.

Он твёрдо решил поехать в Каулин, навестить Шеннон, подъехал к её дому, но выйти из машины и постучать в дверь не смог. Сквозь тонкие занавески на окнах он видел женские фигуры. Свет из окон успокаивал и приглашал войти. С неба начали падать крупные снежинки. Он представил, как стучит в её дверь. Представил, как говорит ей: «Привет, Шен. Ты мой молочный коктейль». Мысль о молочном коктейле, текущим между ног Шеннон вызвала у него смех. Он продолжал смеяться даже, когда выехал на дорогу.

Он остановился возле бара под названием «У О'бёрна», пол был залит слякотью, в магнитофоне пели «The Dubliners»[138], за стойкой медленно и даже осторожно двигался бармен. Складывалось впечатление, будто он разливал не пиво, а радиоактивные изотопы. Он обратился к Клинту.

— «Гинесса»? В такой вечер в самый раз.

— Давай, лучше «Бад».

«The Dubliners» запели «Старый треугольник». Клинт знал эту песню и даже, по-своему, любил. Это была песня о тюрьме, однако личный тюремный опыт Клинта расходился с тем, что пелось в песне. Впрочем, слова цепляли. Нужно добавить в текст директора, охрану, изоляторы, подумал он. И мозгоправа, конечно.

Он уже собрался, было, приземлиться с пивом где-нибудь в дальнем углу, когда кто-то хлопнул его по плечу.

— Клинт?

16.

Что это было за объятие.

После возвращения дочь Фрэнка поначалу не обняла его. При встрече он взял её ладони в свои, чувствуя кожей её длинные ногти. Всё, что с ним произошло, всё, что он натворил, говорило о том, что ему нужно было что-то с собой сделать. Что угодно. И это объятие запустило целую цепочку. Последний раз, когда он её видел, он чуть не порвал на ней рубашку. Но дочь продолжала его любить. Он не заслужил этой любви, но очень хотел её.

Он трижды в неделю ходил на курсы управления гневом. В первый раз был только Фрэнк и терапевт. Они встретились в подвале центра помощи ветеранам.

Фамилия врача была Вишванатан. Она носила большие круглые очки и была так молода, что не знала, что такое аудиокассета. Она спросила, зачем он пришёл.

— Затем, что я напугал своего ребенка и испугался сам. Ещё я развалил собственный брак, но это уже так, побочный эффект.

Пока Фрэнк рассказывал о своих чувствах и мыслях, врач вела записи. Это оказалось проще, чем Фрэнк предполагал, нечто похожее на выдавливание гноя из раны. Он будто рассказывал о ком-то другом, потому что не хотел иметь ничего общего с тем бешеным собаколовом, которым когда-то был. Этот собаколов брал управление на себя, когда Фрэнк не был согласен с происходящим, когда не знал, что делать. Он рассказывал, как сажал животных в клетки.

— Друг мой, — сказала доктор Вишванатан, молодая девушка 26 лет от роду в очках цвета газировки. — Вы когда-нибудь слышали о лекарстве под названием «золофт»[139]?

— Умничаете? — Фрэнк пришёл сюда, чтобы собрать себя воедино, а не в игры играть.

Врач помотала головой и улыбнулась.

— Нет, просто спрашиваю.