Спички

Не мсти, не мсти мне Карловым мостом.
Элегия, про гибель как о чуде,
Поведай мне. Зачем ты об иуде
Долдонишь в уши косарю с крестом?

На этом Влтавы берегу и том

Живут неодинаковые люди.
Казаться скоро воздух Праги будет
Мне с двух сторон закрашенным холстом…

Ушельцы – тени брошенной страны,

Вражда с которой… это их зарплата.
Ушельцам наши лица не видны,
Они там щиплют листья для салата.

Индейку ням, и славят за столом

Божков своих на Долларе своём.

Тельцы – телятину… Зачем ты перебила,

Любимая? Ведь это был сонет!
Что значит: «Не сонет»? Что значит: «Нет»?
Что значит: «строю из себя дебила»?
Что значит: «Ради Бога, продолжай»?
Жить тошно… хоть писать-то не мешай!
Что значит: «Ухожу, и сам как знаешь»?
Не дуйся! В скромности моя вина лишь,
Хотел сонет для краткости, но раз
Ты просишь, раз ты очень увлеклась…
Что значит: «Перестань болтать пустое»?
В твоих глазах я, ничего не стоя,
Являюсь что, простым карандашом?
Что значит: «Да»? Что значит: «я смешон»?
Пусть! Пусть я карандаш, тебе же хуже,
Сломаю нос о первую строку же
За Влтавой… щёлк! Сломался нос. Точи!
Что значит: «Жалкий клоун»? Не ворчи,
Я карандаш, мне до тебя нет дела,
Как и тебе нет дела до меня.
Я для того, чтоб ты на лист глядела,
Забыв меня, писала что хотела,
Но там, где захочу, сломаюсь я.
Что значит: «Хватит песен о пустом»?
Шёл в Тассо Дант, прошёл сквозь Ариосто…
За Влтавою, за Карловым мостом,
За рыцарем, что смотрит – ужас просто —
Католик боль в его лице простом
Не видя, бросит: «Вот славянский нос-то»…

За Влтавой ничего не забывают,

И кто сказал, что синие цветы
В каком-то высшем свете не желты?
Вопрос очков, что цветом закрывают

Бесцветный мир. Покров срывать так лень…

Срывай, ослепни, сызнова надень,
Прозрей… туда-сюда, как ванька-встанька
Скачи – то Энгр ты, то скрипач слепой
То крась… то плюнь на живопись, и пой
Про ногу «ножка», про Татьяну «Танька».
А кто-то ненавидит хуже панка,
Когда весна.
А для кого-то бездна звёзд полна,
Не всем же вечность – в тараканах банька,
Вообразив, что Влтава это Стикс,
Любимая, ты поступила плохо.
Давай, мы бессмертье поделим на икс,
Пусть выйдет подобие вздоха.
Крапива-Русь, звезда ты, и беда,
Борец и курослеп, лога, овраги,
Жемчужный хвощ, болотная вода,
Из папиросной – ос гнездо – бумаги.

Не задержавший взгляда никогда

На кафеле, мокрицах, многоножках,
Прекрасен Энгр, писавший города,
Трамваев звон, красоток на подножках,

От тех щелей, в которые видна

Тщета и пустота, туман и влага,
Его, небось, спасал бокал вина,
Ну а меня – твоя осиная бумага,

Пишу, язык мой – грифель – жалят осы,

И не болит, поскольку боль как цвет,
То синь, то жёлт, а то и вовсе нет.
Люблю глядеть, как в клевер входят косы,
Люблю подводки мелодичный звук,
Сталь, рвущуюся на траву из рук.

Люблю смотреть, как крёстная моя

Склоняется над давешним покосом:
«Ой, Вячеславушка, не знаю я,
Осьми копён-то ить не хватит козам»…
Но… сам не свой от живописи Энгра,
От крымских асфоделей на холме,
Ото всего, что трогаешь, от сленга,
Позволь писать карандашу ты, мне.

Танцуя по листу, по букве, звуку,

Дай, сам, дай поскрипеть, прошу, прочь руку!
Я сам, я сам, как будто без руки
Твои перепишу черновики!

Стикс и Влтава

Разные две речки.
Камни, браво!
Браво, человечки!