Спин

– Ну разумеется. – Вон моргнул, и замысловатый рельеф марсианского лица пошел рябью. – Разве может быть иначе? Почему столь многие земляне предполагают, что у нас нет коррупции? Если бы я прибыл сюда из другой земной страны – Франции, Китая, Техаса, – никто не удивлялся бы, услышав о взятках, воровстве и двуличии.

– Пожалуй, но это не одно и то же.

– Разве? Вы же работаете здесь, в «Перигелии», и наверняка встречали кого-то из поколения основателей – признаю, для меня все это в высшей степени удивительно, – но вы встречали мужчин и женщин, чьими отпрысками являются все марсиане. Неужели они были столь идеальны, что вы ожидаете безгрешности от их потомков?

– Нет, но…

– В общем, это заблуждение, хотя весьма распространенное, если не сказать повсеместное. Даже книги, которые вы мне принесли, – те, написанные еще до Спина…

– Вы их прочитали?

– Да, с большой охотой. И огромным удовольствием. Спасибо. Но даже в этих романах марсиане… – Он задумался в поисках нужного слова.

– Наверное, в какой-то степени безгрешные?

– Отстраненные, – нашелся он. – Мудрые. Хрупкие на вид. Но на самом деле весьма могущественные. Древние. Но для нас, Тайлер, древние – вы, земляне. Древний вид, древняя планета. Таков неизбежный парадокс.

Я обдумал его слова.

– Даже роман Герберта Уэллса…

– Там марсиан почти не видно. Они являют собой абстрактное равнодушное зло. Они умны, а не мудры. Однако, если я правильно понимаю ваш фольклор, ангелы и демоны – это братья и сестры.

– Но более современные произведения…

– Все они крайне интересны, и главные герои хотя бы похожи на людей. Но ведь истинная краса этих книг – в описании ландшафтов. И даже эти прекраснейшие ландшафты появились в результате трансформации. Каждая дюна прожила целую жизнь, со своей собственной судьбой.

– Ну и, конечно, Брэдбери…

– Его Марс – вовсе не Марс. Но его Огайо весьма похож на мою планету.

– Понимаю, о чем вы говорите. Вы просто люди, и Марс – совсем не рай. Согласен, но вряд ли это означает, что Ломакс не попытается использовать вас в собственных политических целях.

– А я отвечу, что целиком и полностью осознаю такую вероятность. Вернее сказать, не вероятность, а несомненный факт. Очевидно, мною воспользуются ради политической выгоды, но в том и заключается мое могущество: даровать поддержку или отказывать в ней, сотрудничать или упрямиться. Власть моя в слове моем. – Он снова улыбнулся (у него были идеально ровные, ослепительно-белые зубы). – Или в молчании.

– Так, собственно, какой у вас интерес во всей этой затее?

– Никакого. – Он вскинул руки, показал мне ладони: жест, однозначный на обеих планетах. – Я марсианский святой. Но мне будет приятно видеть запуск репликаторов.

– Исключительно ради знаний?

– Признаюсь, знания – моя слабость, но согласитесь, что я руководствуюсь самыми праведными мотивами. Узнать что-то новое о Спине…

– И бросить вызов гипотетикам?

– Очень надеюсь, – он снова моргнул, – что гипотетики, кем бы они ни были, чем бы ни являлись, не воспримут наше деяние как вызов.

– А если воспримут?

– С чего бы?

– Ну а вдруг? И в таком случае они решат, что вызов брошен не с Марса, а с Земли.

Вон Нго Вен еще немного поморгал, и на лицо его вновь выползла снисходительная улыбка одобрения:

– Вы удивительно циничный человек, доктор Дюпре.

– Как это не по-марсиански с моей стороны…

– Совершенно не по-марсиански.

– А Престон Ломакс? Он поверил, что вы ангел во плоти?

– Кроме него, никто не в силах ответить на этот вопрос. Последнее, что он сказал мне… – Тут Вон сменил оксфордское произношение на безупречную имитацию речи Престона Ломакса: отрывистый выговор, промозглый, словно зимний пляж. – Беседовать с вами великая честь, посол Вен; вы изъясняетесь откровенно и без утайки; для меня, старого обитателя округа Колумбия, подобные разговоры – большая редкость.

Впечатляющая пародия. Особенно если учесть, что ее исполнитель научился говорить по-английски меньше года назад. Так я и сказал.

– Я филолог, – ответил Вон. – Читал по-английски с самого детства, хотя читать – это одно, а общаться – совсем другое. Но у меня несомненный талант к изучению языков. Отчасти по этой причине меня отправили к вам. Тайлер, можно попросить вас об очередной услуге? Не принесете ли мне еще романов?

– Боюсь, романы про Марс у меня закончились.

– Не про Марс. Любые. Какие угодно, на ваше усмотрение. Те, которые произвели на вас впечатление или доставили удовольствие.

– Уверен, профессора английского дерутся за право составить для вас читательский список.

– Несомненно. Но я прошу не их, а вас.

– Я не филолог. Да, я люблю литературу, но читаю бессистемно. И по большей части современные книги.

– Тем лучше. Я бываю один гораздо чаще, чем вы могли бы подумать. Мое жилье вполне удобно, но я не могу покинуть этих стен без детально продуманного распорядка. Не имею возможности выйти поесть, сходить в кино, записаться в общественный клуб. Я мог бы обратиться с такой просьбой к моим… нянькам, но меньше всего мне хочется читать книги, одобренные специальным комитетом. Хорошая, честная книга – почти то же самое, что добрый друг.