Джейсон предположил, что И Ди явился во Флориду в рамках некоего макиавеллистского плана. Прежний И Ди – да, может быть. Но передо мной сидел новый И Ди – стареющий, полный раскаяния, недавно лишившийся власти человек, ищущий стратегические решения на дне стакана. Человек, которого привела сюда его совесть. Его чувство вины.
– С Дианой говорить не пробовали? – спросил я уже помягче.
– С Дианой? – Он пренебрежительно махнул рукой. – Диана сменила номер телефона. Не могу с ней связаться. Да, и она завязла в этой долбаной секте: конец света и все такое.
– Это не секта, Эд. Обычная церквушка с нестандартной трактовкой священных текстов. И Диана, в отличие от Саймона, не так уж сильно в ней завязла.
– Она – Спином пришибленная. Как и все ваше сраное поколение. Диана очертя голову нырнула во всю эту религиозную чушь, едва у нее закончился пубертатный период. Я-то помню. Из-за Спина у нее началась жуткая депрессия. Короче, однажды сели мы ужинать, и Диана вдруг взялась цитировать Фому Аквинского. Я хотел, чтобы Кэрол поговорила с ней на эту тему, но от Кэрол не было никакого толку, – впрочем, как всегда. Знаешь, что я сделал? Устроил дебаты. Между Дианой и Джейсоном. Они и так уже полгода пререкались о Боге. В общем, я перевел их пререкания в формальное русло – понимашь, что-то вроде дебатов в колледже. Но фишка была в том, что им предстояло отстаивать противоположную точку зрения: Джейсон должен был выступить в поддержку Бога, а Диана – встать на место атеиста.
Об этом близнецы мне не рассказывали. Но я мог себе представить, насколько их напугал сей педагогический метод.
– Я надеялся, что она осознает степень собственной легковерности. Диана старалась изо всех сил. Наверное, стремилась произвести на меня впечатление. В основном повторяла Джейсону его же прежние слова. Но Джейсон… – У И Ди сделался чрезвычайно гордый вид: глаза засияли, побледневшее лицо вновь слегка зарозовелось. – Джейсон выступил безупречно, блестяще, потрясающе! Он припомнил все Дианины высказывания, еще и от себя добавил. И не просто попугайничал. Изучил труды по теологии, ознакомился с трактовками Библии. И все время улыбался – так, словно хотел сказать: «Я все эти аргументы вдоль и поперек знаю, знаю на том же глубоком уровне, что и ты, ночью разбуди – и я их тебе оттарабаню по списку, но все равно считаю, что они достойны лишь презрения». Страшно жестоко, никакой пощады. К концу дебатов Диана разревелась. Продержалась до финиша, но слезы прям ручьем лились.
Я молча смотрел на него. Он считал выражение моего лица и поморщился:
– Шел бы ты к черту со своим моральным превосходством. Я пытался хоть чему-то ее научить. Научить ее реально смотреть на вещи, чтобы она не превратилась в одну из этих долбанутых, мать их, созерцательниц собственного пупка. Все ваше ублюдочное поколение…
– Вас вообще волнует, жива ли она?
– Что? Конечно волнует.
– Она не выходит ни с кем на связь. Не только с вами, Эд. Никто ничего о ней не слышал. Я тут думаю, не пора ли ее искать? Как считаете, хорошая мысль?
Но официантка принесла новый стакан, и Эд стал стремительно терять интерес к разговору, ко мне, к окружающему миру.
– Угу. Неплохо было бы знать, что у нее все нормально. – Он снял очки и протер их салфеткой. – Да, Тайлер, флаг тебе в руки.
Тогда-то я и решил сопровождать Вона Нго Вена в его путешествии по Аризоне.
Путешествовать с Воном было все равно что разъезжать в обществе поп-звезды или главы государства: максимум охраны, минимум спонтанности, впечатляющая рациональность, выверенная до секунд последовательность аэропортов, зафрахтованных самолетов и шоссейных конвоев. Наконец нас доставили к началу Тропы светлого ангела – за три недели до запланированного запуска репликаторов, в июньский день, жаркий, словно фейерверк, и ясный, как родниковая вода.
Вон встал у заграждения на краю каньона. Дирекция парка закрыла тропу и туристический центр для посетителей; к Вону приставили троих лучших (и самых фотогеничных) рейнджеров, чтобы те проводили марсианского гостя (и контингент федеральных охранников с наплечными кобурами под белыми походными ветровками) ко дну каньона, где и планировалось заночевать.
Перед поездкой Вону пообещали полную приватность, но сейчас вокруг творился натуральный цирк. На парковке было не протолкнуться от медийных фургонов; журналисты и папарацци облепили кордонные заграждения, словно паломники, узревшие святыню; над краем каньона хищно сновал вертолет с телеоператором на борту. Вон тем не менее был совершенно счастлив. Ухмылялся до ушей. Во все легкие дышал сосновым воздухом. Жара стояла ужасающая (в особенности для марсианина, предполагал я), но у Вона не наблюдалось никаких признаков утомления, кроме блеска испарины на морщинистой коже. На нем была легкая рубашка цвета хаки, брюки в тон и пара детских походных ботинок с высоким берцем, которые он разнашивал уже пару недель.
Вон приложился к алюминиевой армейской фляге, потом протянул ее мне:
– Угощайтесь, брат по воде.
– Оставьте себе, – рассмеялся я. – Вам пригодится.