Спин

Все четыре семьи были беженцами из «Иорданского табернакля» – не самые радикальные прихожане, объяснил дядя Дэн, не те диспенсационалисты с безумными глазами, которые в прошлом году удрали в Саскачеван, но и не охладевшие к вере, подобно пастору Кобелу и его шайке примиренцев. Семьи перебрались на ранчо (принадлежавшее Кондону) подальше от городских соблазнов, чтобы дожидаться последнего звонка в монашеском уединении. Пока что, сказал дядя Дэн, все идет по плану.

Еще за столом говорили о грузовичке с подыхающим аккумулятором, о неизбежном ремонте крыши, о септике и назревающих в нем неприятностях. Когда ужин подошел к концу, я вздохнул с облегчением – как и местные детишки. И тут Кондон устремил свирепый взгляд на одну из девчонок Сорли, ибо та слишком уж явно обрадовалась.

Когда убрали посуду (на ранчо Кондона такими делами занимались женщины), Саймон объявил, что мне пора.

– Нормально доберетесь, доктор Дюпре? – спросил Кондон. – А то у нас грабят водителей чуть ли не каждую ночь.

– Ничего, закрою окна и зажму педаль газа.

– Мудрое решение.

– Если ты не против, Тайлер, – сказал Саймон, – я прокачусь с тобой до ограды. Ночи сейчас теплые, обратно прогуляюсь с удовольствием. Хоть бы и с фонариком.

Я был не против.

Все выстроились в ряд для сердечного прощания. Дети стеснительно ежились, покуда я не пожал им руки, после чего их отпустили поиграть. Когда пришла очередь Дианы, та кивнула мне и опустила глаза, а когда я предложил руку, Диана взяла ее, но на меня не взглянула.

* * *

Саймон ехал со мной уже с четверть мили – в горку, прочь от ранчо, – и ерзал на сиденье так, словно желал что-то сказать, но изо всех сил сдерживался. Я решил его не поторапливать. Ароматный вечерний воздух был относительно прохладным. По просьбе Саймона я остановился на вершине холма, у сломанной ограды и живой изгороди из фукьерии.

– Спасибо, что прокатил.

Он вышел из машины и застыл у открытой дверцы.

– Хочешь что-то сказать? – уточнил я.

Он покашлял.

– Знаешь, – наконец заговорил он, и голос его был едва ли громче ветра, – я люблю Диану не меньше, чем Господа. Признаю, звучит как богохульство, но я люблю ее именно так. Я верю, что Господь послал ее на землю, чтобы она стала мне женой; в этом ее единственное предназначение. В последнее время я думаю, что обе мои любви – это две стороны одной медали. Любовь к Диане – мой способ любить Господа. Как думаешь, Тайлер Дюпре, такое возможно?

Ответа он дожидаться не стал, вместо этого захлопнул дверцу и включил фонарик. В зеркале я видел, как он легко шагает вниз по склону навстречу тьме и стрекоту сверчков.

* * *

Той ночью я не наткнулся ни на бандитов, ни на дорожных разбойников.

В отсутствие луны и звезд ночи сделались кромешно-темными, а с каждым годом Спина становились все опаснее. Преступники в совершенстве овладели искусством устраивать западни в сельской местности. Ночью мои шансы быть ограбленным или убитым на шоссе сильно возрастали.

По пути в Финикс движение было скудное: изредка попадались межштатные дальнобойщики на неплохо защищенных восемнадцатиколесных фурах, но по большей части трасса была пуста. Фары моего автомобиля расклинивали ночную темноту, а сам я вслушивался в гул покрышек и порывы ветра. Если есть на свете более тоскливые звуки, мне о таких неведомо. Наверное, именно по этой причине в машины принято ставить радиоприемники.

Но на дороге не оказалось ни грабителей, ни убийц.

Той ночью.

* * *

Я остановился в мотеле на окраине Флагстаффа, а следующим утром перехватил Вона Нго Вена и его охрану в аэропорту, в комнате отдыха для особо важных персон.

Во время перелета до Орландо на Вона нашло настроение поговорить. Некоторое время он изучал геологию юго-западных пустынь и теперь страшно радовался булыжнику, купленному в сувенирной лавке неподалеку от Финикса (всей кавалькаде пришлось стоять и ждать, пока он копался в корзинке с окаменелостями). Вон показал мне свою добычу: кусок глинистого сланца с Тропы светлого ангела с меловато-бледным спиралевидным углублением длиною в дюйм. Отпечаток трилобита, сказал он, существа, умершего где-то десять миллионов лет назад; отпечаток, найденный в каменистых песчаных породах под нами. Породах, что когда-то были дном древнего океана.

Раньше Вон не видел окаменелостей: на Марсе их нет. Нигде в Солнечной системе не найти окаменелостей, кроме как здесь, на древней Земле.

* * *

По прибытии в Орландо нас усадили на заднее сиденье очередной машины в составе очередного конвоя, который должен был доставить нас в зону «Перигелия».

Из-за зачистки периметра мы задержались на час или около того, поэтому выехали уже в сумерках. Когда оказались на шоссе, Вон извинился за зевоту:

– Не привык я к таким физическим нагрузкам.

– Я видел вас на беговой дорожке в «Перигелии». У вас неплохо получается.

– Беговая дорожка – это далеко не каньон.

– Не стану спорить.

– Я уморился, но не убиваюсь по этому поводу. Экспедиция прошла замечательно. Надеюсь, вы провели время с не меньшим удовольствием.

Я рассказал, что нашел Диану и что она здорова.