– Вы врач?
– Доктор Тайлер Дюпре, – представился я.
– Простите, руку вам пожимать опасаюсь. Там ваша жена?
Я ответил утвердительно. Так было проще, чем пускаться в объяснения. Саймон прожег меня взглядом, но перечить не стал.
– А у вас есть документ, где написано, что вы доктор? Без обид, но последние пару дней у нас тут машины угоняют.
Я достал бумажник и бросил к его ногам мужчины. Тот поднял его, заглянул в отделение для визиток. Выудил очки из кармана рубашки, снова заглянул в бумажник. Наконец вернул мне его и протянул руку:
– Простите, доктор Дюпре. Я Чак Бернелли. Если вам нужен только бензин, я включу колонки. Если нужно что-то еще, дайте мне минутку, я открою магазин.
– Нужен бензин. Провизия тоже не помешала бы, но у меня не так много наличности.
– Да ну ее к черту, эту наличность. Мы закрыты для преступников и пьяниц, их сейчас на дорогах полно, но для военных и патрульных работаем круглые сутки. И для медиков тоже. По крайней мере, пока не кончится бензин. Надеюсь, ваша жена поправится.
– Поправится. Если доберусь туда, куда еду.
– В Лексингтон? В Ветеранский госпиталь?
– Чуть дальше. Ей нужно особое лечение.
Человек снова взглянул на машину. Саймон опустил окна, чтобы проветрить салон. По запыленному кузову, по замасленному асфальту шлепали капли дождя. Диана повернулась и закашлялась во сне. Бернелли нахмурился.
– Сейчас включу колонки, – сказал он. – Вам, наверное, уже ехать пора.
Прежде чем мы отправились дальше, он принес кое-какие припасы: несколько банок супа, упаковку соленых крекеров, открывалку в прозрачной пластмассовой упаковке. Но подходить к машине не стал.
Приступы мучительного кашля – характерный симптом ССК. Можно сказать, что бактерии действуют весьма осмотрительно, сохраняют жизнь своим жертвам, поддерживают их на грани фатальной пневмонии (хотя в итоге больные умирают именно от нее – от пневмонии или от острой сердечной недостаточности). На оптовой базе неподалеку от Флагстаффа я разжился кислородным баллоном, регулирующим клапаном и маской. Когда Диана закашлялась так, что не могла дышать – оказалась на грани паники, едва не захлебнулась мокротой, закатила глаза, – я, как сумел, прочистил ей дыхательные пути и приложил маску к лицу, а Саймон тем временем вел машину.
Наконец Диана успокоилась, щекам ее вернулся цвет, и она снова смогла уснуть. Я сидел рядом, а она спала, склонив горячую от лихорадки голову мне на плечо. Дождь превратился в безжалостный ливень, и нам пришлось сбавить скорость. Всякий раз, когда мы заезжали в низинку, за автомобилем разлетались водяные плюмажи. Ближе к вечеру пылающий огонь превратился в тлеющие на западном горизонте угли.
Ни звука, кроме дроби дождя по крыше, и я заслушался ею, но тут Саймон откашлялся и спросил:
– Тайлер, ты безбожник?
– Прошу прощения?
– Не хочу показаться грубым, но мне тут стало интересно: считаешь ли ты себя безбожником?
Я не знал, как ответить на этот вопрос. Мы уже проделали долгий путь, и Саймон очень мне помог. Помог неоценимо. Но этот же Саймон подцепил повозку своей веры к каравану фанатиков-диспенсационалистов, а у тех имелась лишь одна претензия к концу света: он не вполне оправдывал их ожидания. Мне не хотелось обижать Саймона, ибо он по-прежнему был мне нужен. Был нужен Диане. Поэтому я сказал:
– Какая разница, кем я себя считаю?
– Просто любопытствую.
– Честнее всего будет ответить, что не знаю. Я не готов утверждать, что Его не существует, но не готов утверждать и обратное. И я понятия не имею, почему Он закрутил всю эту карусель с нашей Вселенной. Прости, Саймон. Так уж обстоят дела на моем теологическом фронте.
Несколько миль он рулил молча, потом произнес:
– Наверное, именно это и хотела сказать Диана.
– Что она хотела сказать? Когда?
– Когда мы разговаривали на такие темы – если подумать, довольно давно. У нас были разногласия насчет «Иорданского табернакля» и пастора Дэна. Еще до раскола. Я считал Диану слишком циничной. А она твердила, что я чересчур внушаемый. Может, так и есть. У пастора Дэна был дар: он заглядывал в Библию и видел знания на каждой ее странице. Знания крепкие, надежные, как бомбоубежище. Лучезарные столпы знаний. Это и правда дар. Я так не умею. Стараюсь изо всех сил, но до сих пор не могу открыть Писание и с ходу понять, о чем в нем говорится.
– Может, ты и не должен понимать все с ходу.
– Но мне всегда хотелось. Хотелось быть похожим на пастора Дэна: поумнеть и… ну… почувствовать почву под ногами. Диана сказала, что это сделка с дьяволом. Что Дэн Кондон обменял смирение на самоуверенность. Быть может, смирения мне и не хватало. Быть может, потому она и тянулась к тебе все эти годы; видела его в тебе – твое смирение.
– Саймон, я…
– Нет, не нужно извиняться и не нужно меня утешать. Я знаю, она звонила тебе, когда думала, что я сплю, или когда меня не было дома. Знаю, мне повезло так долго держать ее рядом. – Он оглянулся на меня. – Сделаешь мне одолжение? Передай ей: мне жаль, что я плохо о ней заботился, когда она заболела.
– Сам скажешь.