Спин

Я покрепче сжал баранку.

– Куда мы ее везем?

– Домой.

– Чего? Домой к Эду и Кэрол? Это же на другом конце страны!

– Верно.

– Так почему именно туда?

– Потому что там я смогу ей помочь.

– Долгий путь. При нынешних обстоятельствах.

– Да. Допускаю, что путь окажется неблизкий.

Я глянул на заднее сиденье. Саймон нежно поглаживал Дианины волосы, мягкие, свалявшиеся, мокрые от пота. Его руки – в тех местах, где он тщательно смыл кровь, – были бледны.

– Я недостоин ее, – сказал он. – Знаю, это я во всем виноват. Мог бы уехать с ранчо вместе с Тедди. Мог бы организовать для нее помощь.

Да, подумал я. Мог бы.

– Но я верил в наши начинания. Тебе, наверное, не понять, но дело не только в юнице. Я верил, что мы вознесемся. Что получим в награду бессмертие.

– Награду? За что?

– За веру. За непоколебимость. Ведь я, как только увидел Диану, сразу почувствовал, всей душой почувствовал, что нам с ней уготовано блестящее будущее. Хоть и не понимал какое. Знал лишь, что однажды мы встанем пред престолом Божьим – не больше и не меньше. «Не прейдет род сей, как все сие будет». Наш род, наше поколение, пусть даже поначалу оно свернуло не туда. Признаю: то, что творилось на собраниях «Нового Царствия», теперь видится мне постыдным. Пьянство, распутство, ложь. Мы отвернулись от них, и это хорошо; но мир как будто уменьшился, когда вокруг нас не стало людей, созидавших второе пришествие, пусть даже в несовершенном виде. Мы как будто лишились семьи. И я подумал: если поискать самую прямую, самую широкую тропинку, она приведет нас куда надо. «В терпении вашем владейте душами вашими».

– «Иорданский табернакль», – кивнул я.

– Спин прекрасно укладывается в букву пророчеств. Знамения в солнце, луне и звездах, говорится у Луки. Вот, пожалуйста. Поколебались силы небесные. Но это не… это не…

Похоже, он потерял нить.

– Как она там дышит?

Я мог бы и не спрашивать, я слышал каждый ее вдох, каждый выдох: дыхание затрудненное, но ровное. Просто мне хотелось отвлечь Саймона.

– Она не мучается, – ответил он и вдруг попросил: – Тайлер, останови, пожалуйста. Дай я выйду.

Мы ехали на восток. На федеральной магистрали было на удивление мало машин. Колин Хинц предупредил меня о заторе возле аэропорта Скай-Харбор, так что мы объехали его стороной. Нам встретились лишь несколько легковушек, хотя на обочинах стояло множество брошенных автомобилей.

– Не лучшая мысль, – заметил я.

Глянул в зеркало и увидел, что Саймон утирает слезы. В тот момент он походил на десятилетнего ребенка, оказавшегося на похоронах: в растрепанных чувствах и в полном замешательстве.

– Моя жизнь всегда держалась на двух столпах, – сказал он, – на Боге и Диане. И я предал обоих. Слишком долго ждал. Ты, добрая душа, стараешься меня утешить, но она умирает.

– Не факт.

– Не хочу быть с ней рядом и думать, что мог все это предотвратить. Лучше отправлюсь подыхать в пустыню. Тайлер, я серьезно. Я хочу выйти.

Небо опять наливалось светом. Неприятным фиолетовым сиянием, неестественным и нездоровым, словно накал дуги в неисправной люминесцентной лампе.

– Мне плевать, – сказал я.

– Прости?.. – Саймон изумленно взглянул на меня.

– Мне плевать, чего ты хочешь. Ты должен оставаться рядом с Дианой ровно по одной причине: впереди непростой путь, и я не могу одновременно присматривать за ней и вести машину. К тому же рано или поздно мне надо будет поспать. Если сможешь подменить меня за рулем, нам не придется лишний раз останавливаться, будем только заправляться и покупать еду – если все это еще можно найти в продаже. Бросишь нас, и время в пути увеличится вдвое.

– Какая теперь разница?

– Повторяю: не факт, что она умирает, Саймон. Но она действительно очень больна и умрет, если ей не помочь. А помочь ей можно лишь одним способом. И способ этот находится в двух тысячах миль отсюда.

– Все уходит в небытие – и земля, и небо. Мы все умрем.

– За небеса и землю не поручусь, но я не позволю умереть Диане, пока еще могу что-то сделать.

– Завидую, – тихо сказал Саймон.

– Чему? Чему тут завидовать?

– Ты не утратил веру.

* * *

У нас оставалось пространство для некоторого оптимизма. Но только ночью. Днем оно съеживалось из-за жары.

Я гнал машину навстречу Хиросиме восходящего солнца, уже не беспокоясь, что меня погубит его свет, хотя здоровья он мне явно не прибавлял. Мы пережили первый день, но как? Загадка. Или чудо, сказал бы Саймон, и это чудо настраивало на практичный лад: я выудил из бардачка темные очки и старался смотреть на дорогу, а не на полушар оранжевого огня, левитирующий за горизонтом.

День становился жарче; температура в салоне росла, игнорируя надрывающийся кондиционер. (Я выставил его на максимальное охлаждение, пытаясь держать под контролем температуру Дианиного тела.) Где-то между Альбукерке и Тукумкэри меня с головой накрыла волна усталости. Глаза закрывались, и я чуть было не въехал в мильный столб. Сразу свернув к обочине, я заглушил двигатель и велел Саймону наполнить бак из запасных канистр и готовиться сесть за руль. Саймон неохотно кивнул.