Мы продвигались быстрее, чем я ожидал. Машин на дороге попадалось мало, а временами не было вовсе: люди боялись выезжать на трассу в одиночку.
– Что ты взял из еды? – спросил я, пока Саймон заправлял бак.
– Все, что попалось под руку на кухне. Торопился. Иди сам посмотри.
Среди помятых канистр, упаковок с медикаментами и разбросанных по всему багажнику бутылок с минералкой я нашел картонную коробку, а в ней – три упаковки сухих завтраков «Чириоз», две банки консервированной солонины и бутылку диетической «Пепси».
– Господи, Саймон!
Он поморщился, и я напомнил себе, что он воспринимает подобные фразы как богохульство.
– Ничего другого не нашел.
Ни мисок, ни ложек. Но я проголодался не меньше, чем устал. Нужно было остудить двигатель. Пока он остывал, мы открыли окна, чтобы впустить в салон шершавый ветер пустыни, и устроились в тени машины. Я поглядывал на висящее в небе солнце, и мне казалось, что мы не на Земле, а где-то на полуденном Меркурии. Отрезав донышки у пустых пластиковых бутылок, мы смастерили плошки, насыпали в них «Чириоз», добавили тепловатой воды и приступили к еде. Еда походила на клейстер – и на вид, и на вкус.
Я проинструктировал Саймона насчет следующего отрезка пути. Напомнил, что, как только он выедет на трассу, нужно будет включить кондиционер, и велел разбудить меня, если заметит впереди что-нибудь странное.
Затем склонился над Дианой. Капельница и антибиотики, по всей видимости, поддерживали ее силы, но едва-едва. Я помог ей выпить немного воды, после чего Диана открыла глаза и сказала: «Тайлер». Она съела несколько ложек «Чириоз», но потом отвернулась. Щеки ее ввалились, взгляд был отсутствующий.
– Потерпи, Диана, – сказал я. – Потерпи еще чуть-чуть.
Поправив капельницу, я помог ей сесть и выставить ноги из машины, после чего у нее отошло немного буроватой мочи. Я омыл ее губкой и сменил мокрые трусики на чистые хлопчатобумажные брифы, которые нашлись в моем чемодане.
Я удобно устроил ее на прежнем месте, а потом затолкал одеяло в узкий проем между передними и задними сиденьями, чтобы мне было где вытянуться, не мешая Диане. Во время путешествия Саймон тоже почти не спал. Наверное, вымотался не меньше моего… но его хотя бы не оглушили ружейным прикладом. То место, куда меня стукнул брат Аарон, распухло и гудело колоколом всякий раз, когда я пробовал его ощупать.
Саймон наблюдал за всеми этими манипуляциями с расстояния в пару ярдов. Лицо у него было угрюмое. Не исключено, что он ревновал. Когда я окликнул его, он отреагировал не сразу – сперва посмотрел на солончаковую пустыню так тоскливо, будто заглянул в самое сердце пустоты.
Потом направился к машине – решительно, но потупившись – и скользнул за руль.
Я втиснулся в свою нишу за передними сиденьями. Казалось, Диана была без сознания, но, прежде чем уснуть, я почувствовал, как она сжала мою руку.
Когда я проснулся, снова была ночь; Саймон остановился, чтобы поменяться со мной местами.
Я вылез из машины и потянулся. В голове до сих пор пульсировала боль, а позвоночник, казалось, скрутился в перманентный гериатрический узел, но чувствовал я себя бодрее, чем Саймон (тот забился под сиденья и тут же уснул).
Где мы? Где-то на Сороковой межштатной, направляемся на восток, и местность уже не такая безводная: по обе стороны дороги простирались ирригированные поля, залитые малиновым лунным светом. Я убедился, что Диане удобно, что ее дыхание не затруднено, после чего на пару минут открыл передние и задние дверцы, чтобы выветрить больничной дух с нотками крови и бензина. А потом сел за руль.
Звезд над дорогой было гнетуще мало, и они казались совершенно незнакомыми. Я задумался про Марс – он до сих пор под мембраной или его, подобно Земле, выпустили на волю? Но я не знал, в какую точку неба смотреть, и сомневался, что узнаю Марс, даже если его увижу. Однако я заметил загадочную серебристую черту, на которую Саймон указывал еще в Аризоне. Ту, что я спутал с инверсионным следом. Сегодня она еще сильнее бросалась в глаза. С западного горизонта она переместилась почти в зенит, и незначительный изгиб превратился в овал, в приплюснутую букву О.
Я смотрел на небо – оно было старше того неба, которым я любовался с лужайки Казенного дома, на три миллиарда лет – и не сомневался, что оно таит множество загадок.
Мы пустились в путь. Я повозился с настройками приемника (прошлой ночью он молчал): цифрового сигнала не было, но в конце концов я нашел местную станцию, вещавшую в ФМ-диапазоне. Такие станции, расположенные в маленьких городах, обычно крутят музыку в стиле кантри и христианские проповеди. Но сегодня музыки не было. Одна говорильня. К тому моменту, когда сигнал наконец растворился в шуме помех, я узнал много нового.