Я придвинулся к выходу из амбара. Саймон исчез часом раньше, когда мы тонули в крови, пропитавшей и без того мокрую солому, нашу одежду, перемазавшей наши руки до самых плеч. Через приоткрытую дверь я засек движение возле машины (моей); мелькнула клетчатая ткань – вероятно, Саймонова рубаха.
Чем-то он там занимался. Я надеялся, что знаю, чем именно.
Сорли смотрел то на мертвую юницу, то на пастора Дэна Кондона и поглаживал бороду, не замечая, что вплетает в нее кровавые пряди.
– Может, ее и сожжем? – предложил он.
Кондон смерил его испепеляющим взглядом, в котором не осталось ни капли надежды.
– Ну а вдруг? – не унимался Сорли.
Тут Саймон распахнул двери, и в амбаре сразу стало прохладнее. Мы обернулись. Над плечом у Саймона инопланетным существом завис лунный горб.
– Она в машине, – выпалил Саймон. – Готова ехать.
Говорил он со мной, но пристально смотрел на Сорли и Кондона, словно бросал им вызов. Пастор Дэн просто пожал плечами, словно мирские дела утратили для него всякое значение.
Я взглянул на брата Аарона – тот потянулся за ружьем.
– Делай что хочешь, – сказал я, – но я ухожу.
Он застыл и нахмурился. Он словно пытался разобраться в последовательности событий, приведших его к этому моменту, неумолимо, логично, ступенька за ступенькой, и все же, все же…
Он уронил руку и повернулся к пастору Дэну:
– По-любому надо ее сжечь. Думаю, нормально получится.
Не оборачиваясь, я направился к амбарным воротам – туда, где стоял Саймон. Сорли мог передумать, схватить ружье, выстрелить, но у меня уже не было сил об этом думать.
– Только давай сожжем ее ближе к утру, – сказал он у меня за спиной. – Перед самым восходом.
– Садись за руль, – сказал Саймон, когда мы подошли к машине. – Бензина полный бак, в багажнике запасные канистры. Кое-какая еда, бутылки с водой. Ты поведешь, а я поеду сзади и буду ее придерживать.
Я завел мотор и медленно покатил в гору. Миновал дощатую оградку, залитые лунным светом фукьерии и направился в сторону шоссе.
Спин
Через несколько миль, когда мы отъехали от ранчо Кондона на безопасное расстояние, я остановился у обочины и велел Саймону выйти.
– Чего? – переспросил он. – Прямо здесь?
– Нужно осмотреть Диану. Возьми в багажнике фонарик и посвети мне.
Он вытаращил глаза, но кивнул.
С тех пор как мы уехали с фермы, Диана не сказала ни слова. Просто лежала на заднем сиденье, головой на коленях у Саймона, и тяжело дышала. Самым громким звуком в машине было ее дыхание.
Саймон встал рядом, держа фонарик в руке; я же стащил с себя окровавленную одежду и вымылся так тщательно, как только мог: в первую бутылку добавил немного бензина, чтобы отошла вся грязь, из второй сполоснулся. Затем надел чистые «левисы» и толстовку (и то и другое нашлось у меня в багаже), натянул латексные перчатки из докторского саквояжа. Третью бутылку воды я выпил залпом, до дна, после чего велел Саймону посветить на Диану и приступил к осмотру.
Она была в сознании, но складывать слова в связные предложения не могла. Отощала. Я никогда не видел ее такой худой. Еще немного, и можно ставить диагноз «анорексия». Но опаснее всего была лихорадка: высокое давление, учащенный пульс. Я прослушал грудную клетку. В легких булькало так, словно ребенок взял тонкую соломинку и забавляется с молочным коктейлем.
По моему настоянию Диана проглотила немного воды, следом – таблетку аспирина. Затем я распечатал стерильный шприц.
– Что это? – спросил Саймон.
– Антибиотик широкого спектра действия.
Я протер руку Дианы спиртом и не без труда нашел вену.
– Тебе тоже понадобится. И мне. Вне всякого сомнения, кровь той телки кишела живыми бактериями ССК.
– Этот антибиотик ее вылечит?
– Нет, Саймон, боюсь, не вылечит. Месяц назад мог бы, но теперь уже нет. Ей нужна медицинская помощь.
– Ты же врач!
– Хоть я и врач, ей все равно надо в больницу.
– Так давай отвезем ее в Финикс!
Я обдумал его предложение. Опыт проблесковых эпизодов подсказывал мне, что в лучшем случае городская больница сейчас забита под завязку, а в худшем – сожжена дотла. Хотя… мало ли.
Я вытащил телефон и листал список контактов, пока не нашел полузабытый номер.
– Кому звонишь? – спросил Саймон.
– Старому знакомому.
Его звали Колин Хинц. В Стоуни-Брук мы делили комнату и с тех пор периодически поддерживали связь. Когда мы разговаривали в последний раз, Хинц работал в Финиксе, в администрации медицинского центра Святого Иосифа. В общем, попытаться стоило – и немедленно, пока солнце не вырубило телекоммуникации на целый день.
Я набрал его номер и долго слушал гудки, прежде чем Хинц ответил:
– Ну что там еще?!
Представившись, я сообщил, что нахожусь где-то в часе езды от города и у меня тяжелый пациент, требующий немедленного внимания. Близкий мне человек.