Спиноза Б. Избранные произведения

первому состояния тела, т.е. (по общему определению аффектов) душа подвергается аффекту более сильному и противоположному

первому, который, значит, исключает или уничтожает существование

первого; а следовательно, аффект может быть ограничен или

уничтожен только аффектом, противоположным ему и более

сильным; что и требовалось доказать.

К

оролларий. Аффект, поскольку он относится к душе, может быть

ограничен или уничтожен только посредством идеи

противоположного состояния тела, более сильного, чем то состояние, которое мы претерпеваем. В самом деле, аффект, который мы

претерпеваем, может быть ограничен или уничтожен только

посредством аффекта более сильного, чем он, и ему

противоположного (по пред. т.), т.е. (по общему определению

аффектов)

5

30

только посредством идеи состояния тела более сильного и

противоположного тому состоянию, которое мы претерпеваем.

Теорема 8.

П

ознание добра и зла есть не что иное, как аффект удовольствия или

неудовольствия, поскольку мы сознаем его.

Д

оказательство. Мы называем добром или злом то, что способствует

сохранению нашего существования или препятствует ему (по опр. 1

и 2), т.е. (по т. 7, ч. III) то, что увеличивает нашу способность к

действию или уменьшает ее, способствует ей или ее ограничивает.

Таким образом, мы называем какую-либо вещь хорошей или дурной, смотря по тому, доставляет ли она нам удовольствие или

неудовольствие (по опр. удовольствия и неудовольствия в сх. т. 11, ч. III), и следовательно, познание добра и зла есть не что иное, как

идея удовольствия или неудовольствия, необходимо вытекающая (по

т. 22, ч. II) из самого аффекта удовольствия или неудовольствия. Но

эта идея соединена с аффектом точно таким же образом, как душа

соединена с телом (по т. 21, ч. II), т.е. (как показано в схолии той же

теоремы) эта идея отличается в действительности от самого аффекта, иными словами (по общему определению аффектов), от идеи

состояния тела, только в представлении. Следовательно, это

познание добра и зла есть не что иное, как самый аффект, поскольку

мы сознаем его; что и требовалось доказать.

Теорема 9.

А

ффект, причина которого, по нашему воображению, находится

перед нами в наличности, сильнее, чем если бы мы воображали ее не

находящейся перед нами.

Д

оказательство. Воображение есть идея, в которой душа смотрит на

вещь, как на находящуюся налицо (см. его опред. в сх. т. 17, ч. II), но

которая (по кор. 2 т. 16, ч. II) более показывает состояние

человеческого тела, чем природу вещи внешней. Следовательно, аффект, (по общему определению аффектов) есть воображение, поскольку оно показывает состояние тела. Но вообра-

5

31

жение (по т. 17, ч. II) бывает интенсивнее, если мы не воображаем

ничего, исключающего наличное существование внешней вещи. А

потому и аффект, причина которого, по нашему воображению, находится перед нами в наличности, интенсивнее или сильнее, чем

если бы мы воображали ее не находящейся перед нами; что и

требовалось доказать.

С

холия. Когда я говорил выше (в т. 18, ч. III), что образ вещи будущей

или прошедшей причиняет нам такой же аффект, как если бы

воображаемая вами вещь существовала в наличности, то я нарочно

заметил, что это верно лишь постольку, поскольку мы обращаем

внимание на один только образ этой вещи (ибо его природа одна и та

же, все равно, воображали ли мы вещь или нет); но я не отрицал того, что он делается слабее, когда мы созерцаем другие вещи, существующие перед нами в наличности, исключающие наличное

существование будущей вещи; я пропустил тогда это замечание

потому, что предположил говорить о силе аффектов в этой части.

К

оролларий. Образ вещи будущей или прошедшей, т.е. вещи, которую мы созерцаем в отношении к будущему или прошедшему

времени, исключая настоящее, при прочих условиях равных, слабее, чем образ вещи настоящей, а следовательно, и аффект к будущей или

прошедшей вещи, при прочих условиях равных, слабее, чем аффект к

вещи настоящей.

Теорема 10.

К

будущей вещи, которая, по нашему воображению, скоро случится, мы питаем более сильный аффект, чем если бы мы воображали, что время ее существования отстоит от настоящего на более

далекое время; точно так же и наша память о вещи, которая, по