это сделать посредством разума. Затем мы будем дальше говорить о
нашей любви к богу.
Д
оказательство того, что есть тело в природе, не может составлять
трудностей для нас после того, как мы знаем, что бог существует и
каков он. Мы определили его как существо с бесконечными
атрибутами, из которых каждый бесконечен и совершенен. Так как
протяжение есть атрибут, который, как мы показали, бесконечен в
своем роде, то оно неизбежно должно быть также атрибутом
бесконечного существа. А так как мы уже доказали, что это
бесконечное существо существует, то отсюда вытекает, что этот
атрибут также существует.
Т
ак как мы сверх того доказали, что кроме бесконечной природы нет и
не может быть никакого существа, то, очевидно, что это действие
тела, благодаря которому мы замечаем его, может происходить
только от самого протяжения, а не (как некоторые утверждают) от
чего-
__________________
истинное познание, освобождает нас от них. Без него невозможно избавиться от
них, как будет показано впоследствии, в главе XXII. Не является ли это именно
тем, о чем другие так много говорят и пишут под другим названием? Ибо кто не
видит, как удобно мы можем разуметь под мнением грех, под верой закон, указывающий на грех, а под истинным знанием благодать, освобождающую нас
от греха.]
*
[Надо разуметь: если мы имеем основательное познание о добре и зле, истине и
лжи, то тогда невозможно быть подверженным тому, из чего возникают страсти, ибо когда мы знаем и наслаждаемся лучшим, то худшее не имеет власти над
нами.]
либо иного, обладающего протяжением эминентным образом, ибо, как мы уже доказали в главе I, ничего такого нет.
П
оэтому надо заметить, что все действия, которые, как мы видим, необходимо зависят от протяжения, должны быть приписаны этому
атрибуту, как это обстоит с движением и покоем. Ибо если бы в
природе не было силы, способной производить эти действия, то они
были бы невозможны (хотя бы у природы было много других
атрибутов). Ибо, когда нечто должно снова вызвать нечто, в первом
должно быть нечто такое, благодаря чему оно в большей степени
способно произвести последнее, чем это способно сделать что-либо
другое.
Т
о же самое, что мы говорили здесь о протяжении, мы скажем также о
мышлении и обо всем, что существует.
Д
алее, надо заметить, что вообще в нас нет ничего такого, чего бы мы
не имели возможности познать. Поэтому, если мы открываем в себе
только действия мыслящей вещи и действия протяжения, то мы
можем с уверенностью сказать, что в нас больше ничего нет.
Н
о, чтобы ясно понимать действия этих обоих [атрибутов], рассмотрим каждый из них отдельно, а потом оба вместе, а также как
действия одного, так и другого.
Р
ассматривая одно только протяжение, мы заметим в нем только
движение и покой, из которых мы затем найдем все действия, вытекающие из них. Эти два модуса * в теле таковы, что нет ничего
другого, что могло бы их изменить, кроме их самих. Так, например, если камень находится в покое, то невозможно, чтобы он двигался
силою мышления или чего-либо иного; но он может быть приведен в
движение, когда другой камень, движение которого больше его
покоя, двигает его. Точно так же движущий камень придет в покой
лишь под влиянием чего-либо иного, менее подвижного. Отсюда
следует, что никакой модус мышления не может сообщить телу ни
движения, ни покоя.
О
днако согласно тому, что мы воспринимаем в себе, может случиться, что тело, имеющее движение в одну сторону, несмотря на это, уклоняется в другую. Так, если я протягиваю руку, то позволяю, таким образом,
__________________
*
[Два модуса, так как покой не есть ничто.]
жизненным духам, не имевшим еще соответственного движения, направиться в эту сторону, однако не всегда, но смотря по форме
жизненных духов, как будет показано ниже. Другой причины этого
нет и не может быть, кроме той, что душа как идея этого тела так
связана с ним, что она и это тело вместе образуют единое целое.
Г
лавное действие другого атрибута есть понятие о вещи, так что, смотря по тому, как он понимает ее, возникает любовь или ненависть
и т.д. Но так как это действие не приносит с собой протяжения, то
оно не может быть приписано последнему, а лишь мышлению, так
что причины всех перемен, возникающих в этом модусе, надо искать
не в протяжении, но только в мыслящей вещи; мы можем это
заметить в любви, уничтожение или пробуждение которой должно
быть вызвано самим понятием; это же, как было сказано, происходит
или от того, что мы замечаем в объекте нечто дурное, или от того, что мы узнаем нечто лучшее.
К
огда же эти атрибуты действуют друг на друга, то у одних возникают