Спираль зла

– Ну, предположим, что Жюдит Талландье сама наносила себе удары… Но они должны быть очень болезненны… – Она выдержала паузу, подумала. – Анализы выявили у нее в крови следы обезболивающего. А токсикологическая проба показала, что незадолго до этого она употребляла гашиш.

– А машину хорошо осмотрели? – спросил Сервас.

– Да. Никаких следов крови или борьбы. Если все так и было, то она должна была избить себя вне автомобиля. Как же надо было на себя разозлиться, чтобы таким образом изуродоваться…

– Или разозлиться на кого-то другого, – предположила Самира.

Жандарм из Сен-Годана быстро крутнулась на стуле, сняла с соседнего стола несколько сколотых вместе листков и протянула им. Сервас прочел:

Среднее время вывода токсических веществ из волосяных фолликул:

Алкоголь: от 2 до 10 часов

Амфетамины: от 24 до 48 часов

Барбитураты; около 6 недель

Бензодиазепины: около 6 недель, в зависимости от дозы потребления

Кокаин: от 2 до 4 дней, в случае увеличения дозы – от 10 до 22 дней

Кодеин: от 1 до 2 дней

Героин: от 1 до 2 дней

Гидроморфон: от 1 до 2 дней

Метадон: от 2 до 3 дней

Морфин: от 1 до 2 дней

Фенциклидин (PCP): от 1 до 8 дней

Пропоксифен: от 6 до 48 часов

Тетрагидроканнабинол (TNC): от 6 до 11 недель, в зависимости от дозы

– Эта девушка уже была под наркотиком, – отметила женщина-жандарм, указав на следующую линию.

– Но тогда она сама ввела себе наркотик, чтобы создать впечатление, что кто-то ее накачал, – предположила Самира. – Точно так же, как написала тот дневник. Она знала, что рано или поздно его кто-нибудь прочтет.

Жандарм покосилась на нее с осторожностью, которая явно была вызвана экстравагантным видом Самиры. В этот день на ней, под ее обычной кожаной курткой, была черная футболка с кроваво-красной надписью, которая гласила: «НЕ ЧИТАЙ ЭТО ИЗРЕЧЕНИЕ… Ты мне нравишься, маленький мятежник».

– Боже милостивый, если все действительно так, то я в жизни не встречала ничего подобного, – заключила женщина-жандарм.

* * *

Сервас разглядывал слабо освещенный неф. Высокие каменные колонны уходили куда-то далеко наверх, в пустоту. А серый полумрак едва освещали слабые, но утешающие огоньки свечей. И полумрак, и зажженные свечи вызвали у Мартена детские воспоминания. Мать тогда против воли отца записала его изучать Закон Божий, и на уроках катехизиса он пел в хоре вместе с другими мальчишками, а потом они потихоньку подшучивали над кюре… Майор поднял глаза на статую святого, закрепленную на стене, вгляделся в бесконечно грустное лицо, обращенное к нему, и спросил себя, откуда же взялась эта печаль. Может, скульптору, который ваял статую, было грустно в момент работы, да и поводов для печали тогда было хоть отбавляй: войны, голод, нищета, эпидемии… А сегодня? Что могло бы опечалить святого, живущего в нашем веке? Народ, который отворачивается от религии? Неизменная природная склонность рода человеческого к жестокости и насилию? Тот факт, что милосердие и кротость теперь встречаются гораздо реже, чем ненависть, угрозы, оскорбления, невежество и самомнение? Что подумал бы этот святой, родись он в другом веке, в наше время? Завел бы блог под названием «Путь мудрости и веры»? Сервас подумал, что и вера, и мудрость ему сейчас очень не помешали бы, и вышел на паперть. Самира от него не отставала.

– Где он? – спросила она, сверяясь с телефоном. Экран сообщил, что уже полдень.

Едва Чэн произнесла эти слова, как на главной улице показался велосипедист в светящемся желтом комбинезоне, каске и солнечных очках в белой оправе. Он сделал широкий круг, остановился перед ними и сказал:

– Здравствуйте, я отец Даниэль Эйенга. Прошу прощения, но мое маленькое путешествие заняло чуть больше времени, чем я планировал: на обратном пути проколол колесо.

Сервас улыбнулся, когда священник спрыгнул на землю, снял каску, вытер вспотевшее лицо и поскреб голову.

– Здравствуйте, отец мой. Я майор Сервас, а это лейтенант Чэн.

– Чэн? – переспросил Эйенга, уставившись на Самиру.

– Мой отец китаец, а мать – франко-марокканка, – уточнила она, улыбаясь. – Как вы могли заметить, я больше похожа на мать, чем на отца. Меня зовут Самира.

– А вас? – спросил священник у Серваса.

– Э-э… Мартен.

– Прекрасно, Самира и Мартен. Пожалуйста, следуйте за мной.

Он прошел в неф, ведя велосипед рядом с собой и цокая по плитам пола каблуками своих ботинок. Потом двинулся по центральному проходу, поздоровался с пожилой женщиной, стоявшей на коленях возле скамьи, и свернул налево, к алтарю. Сервасу стало интересно, не катается ли он втихомолку по церкви, когда она закрыта.