Спираль зла

– Эти фильмы открывают самые сокровенные уголки нашего сознания и будят в нас… запретное. Неосознанные стремления, желания… Мы теряем сон…

Его рука медленно, дрожа, поднималась сантиметр за сантиметром. Зрачки все расширялись…

– А тебе нравится брутальный секс? – вдруг спросила Самира.

Рука остановилась.

– Что?.. Э-э… да… а тебе?

– Да, – произнесла Чэн «особым» горловым голосом, который должен был пробрать его до самых кишок, она это знала.

Рука Ронана снова двинулась в атаку.

– У вина какой-то странный привкус, – сказала Самира. – По-моему, оно отдает пробкой.

– А по-моему, оно великолепно, – сказал Лефевр, отпивая глоток.

– У тебя есть наручники?

– Что?!. Нету… А зачем?

– Жаль… А шейный платок или галстук? Ну, чтобы меня связать? Тебе ведь нравится связывать партнершу? Тебе сейчас очень хочется меня связать, правда?

Она пристально на него уставилась. Ронан Лефевр разглядывал ее с удивлением. И не только. В глазах у него появилось что-то новое.

– И придушить меня? – прибавила она.

Голос студента звучал, как старая ржавая пила в очень твердом дереве, когда он произнес:

– Тебе так хочется этого? Это тебя возбуждает?

Самира увидела, что теперь зрачки полностью поглотили радужки его глаз, и между полуприкрытых век, слипшихся от бессонницы, зияют две черные дыры. Как он проводит ночи?.. Адамово яблоко у него на шее то поднималось, то опускалось.

– А тебя, малыш Ронан, это возбуждает?

– Да, шлюха, – пророкотал он совсем другим, очень низким голосом. – Да, сука…

При звуке слова «шлюха» Самира почувствовала, как черное облако заволокло ее мозг. Она опустила глаза и увидела, что парень действительно возбудился.

– Ты уже так делал?

– Да… Да…

– Хочешь меня трахнуть?

– Да, черт возьми, еще как хочу!

– А ты знаешь, что одновременно душить и трахать приводит в фильмах ужасов к смерти, особенно когда душит молодой человек?

Ронан сардонически хохотнул. Самира взяла правую руку Лефевра и положила себе на шею таким образом, чтобы под пальцами ощущался пульс.

– Валяй, души…

Он сжал руку. Прижатые сонные артерии заставили Самиру немного задохнуться, а в глазах Ронана Лефевра расплылась, как пятно свежей нефти, чернота, готовая сожрать его мозг.

Внезапно Самира резким движением оторвала его руку от горла и вывернула кисть. Лефевр взвыл от боли.

– Ой, больно, больно!

– Да неужели?.. Жюдит Янсен, это имя тебе что-нибудь говорит? – крикнула она ему прямо в лицо.

Во взгляде студента промелькнула смесь изумления и непонимания.

– Что?

– Жюдит Янсен… Ты ведь когда-то напал на нее?

Он начал брыкаться – и вдруг вскочил и отступил на шаг, чтобы как следует ее разглядеть. Самира почувствовала, что теперь Лефевр действительно испугался.

– Кто ты? – крикнул он.

В ответ она достала удостоверение. Лицо его сразу бессильно обмякло.

– Опять эта история… – простонал он. – Я ничего ей не сделал! Она все наврала, эта…

На этот раз Лефевр воздержался от слова «шлюха». Самира тоже поднялась и холодно заглянула ему прямо в глаза.

– А теперь настал момент, чтобы ты рассказал мне твою версию произошедшего, малыш Ронан.

64

– Садитесь, майор, устраивайтесь поудобнее. Я хочу кое-что вам показать.

Сервас уселся в одно из красных кресел; Делакруа сел рядом, вооружившись пультом управления. Сначала экран мерцал какими-то пятнами, потом на нем появилось изображение. Крыши и колокольни маленького городка, измученного жарким солнцем, несмотря на ранний час, о котором говорили длинные тени на улицах. За крышами и террасами простиралась пустыня, сеть дорог, а еще дальше – горы. Бронзовые голоса колоколов и чириканье стрижей вокруг башенок колоколен.

Мексика…

Снимали, судя по всему, с балкона, а может быть, и из гостиничного номера. На первом плане – лицо, знакомое миллионам людей. Большие прозрачные глаза, живые и полные юмора, забранные назад волосы, уложенные на голове. Невероятно правильные и красивые черты лица. Актриса Клара Янсен.

ГОЛОС ДЕЛАКРУА: Первый приезд в Мексику, сейчас восемь утра. Клара Янсен, как вы себя чувствуете?

КЛАРА (смеясь): Да перестань меня снимать! Тебе еще не надоело все время меня снимать?

ДЕЛАКРУА: Есть две вещи, которые я никогда не перестану делать: снимать фильмы и целовать тебя.

КЛАРА (смеясь, нежно): Дай мне сигарету, дурачок.

В кадре появляется рука Делакруа с пачкой сигарет. Актриса берет из пачки сигарету и вставляет ее между своих редкостно красивых губ движением, одновременно насмешливым и элегантным. Снова появляется рука режиссера, на этот раз с зажигалкой. Клара наклоняется к маленькому огоньку; каждое ее движение полно бесконечной грации, глаза блестят.

ДЕЛАКУА: Ох, уж это небо, голубое до головокружения, этот почти что белый пейзаж, это солнце… Клара, что вы об этом думаете?

КЛАРА (с сомнением хмыкает): А я люблю дождь, ненастное море, серое небо, тучи, аллеи серебристых тополей вдоль берега, зелень деревьев и полей, и небо, как на картинах голландцев.

ДЕЛАКРУА (озадаченно): А какого художника особенно?

КЛАРА (смеется): Да пошел ты!