После ужина каждый был занят своим делом. Анюта помогала убирать со стола, Илья зачитывался свежим журналом по медицине, Мария же изучала минералогический справочник, который вскоре был отложен в сторону. Камень отличался высокой плотностью, богатой гаммой оттенков и отсутствием крупных месторождений на территории империи – вот только вряд ли всё это представляло хоть какую-либо ценность для Лидии Семёновны или её супруга.
– Что-то не так?
Мария перевела взор на племянника.
– Всё хорошо.
– Вы кажетесь расстроенной, – настоял Илья, не желая отступать.
– Никак не могу отыскать интересующую меня информацию.
– О чём же?
Едва ли племянник мог разрешить её проблему, однако она отчего-то поделилась наболевшим:
– Быть может, слышал о лазоревом яхонте?
Илья виновато опустил глаза. Мальчик расстроился, что ничего не знал о волнующем её камне. Но Мария его не винила: яхонт редок в их краях, да и не всякий мог себе его позволить.
– Это драгоценный камень. Синий или голубой.
– Так вы о денежном талисмане? – мгновенно оживился Илья, заслышав про цвет.
Как оказалось, мама Ильи когда-то выхаживала одного богача, который поведал ей про необычайный камень. По словам мужчины, лазоревый яхонт притягивал в жизнь владельца удачу и богатство. Только нося его с собой, ты можешь случайно наткнуться на банкноту, споткнуться о пухленький кошель или получить известие о неожиданном наследстве. С яхонтом не страшно делать ставки на скачках, открывать лавки и магазины и, даже вложившись в сомнительное дело, ты не прогоришь.
«
Мария горячо поблагодарила племянника. Сам того не ведая, он, может быть, подвёл её к одной из причин стойкой заинтересованности обоих Измайловых в яхонте.
Глава 9
Зазеркалье
Особняк Измайловых оказался достаточно скромным, но не лишённым очарования. Больше всего Марии приглянулась прилегающая к дому липовая аллея: она плавно перетекала в небольшой садик, засаженный бузиной и цветами, которые оставались красными до самой глубокой осени. Графиня предположила, что именно Лидия Семёновна хозяйничала вне стен семейного гнёздышка, ведь внутри влияние князя в интерьере ощущалось отчётливо. Сложно описать, что именно выдавало его вмешательство, однако во всякой фарфоровой статуэтке или безделушке, в тёмном цвете стен или бронзовой отделке мебели Мария ощущала вмешательство Андрея Яковлевича. Утончённое, но вместе с тем поверхностное и безжизненное.
Но что по-настоящему изумило графиню, так это наличие зеркал самой разнообразной формы: квадратные, прямоугольные, овальные в тяжёлых деревянных или металлических рамах с чеканным рисунком. Они были повсюду. Вместо картин. Вместо кресел и стульев. Над столами и на дверцах шкафов. Изучая взглядом обстановку, Мария то и дело упиралась в своё лицо – холодное, собранное. Приглядевшись получше, можно было заметить разного рода шёлковые мешочки или ладанки, подковы над дверными проёмами или даже кресты. Она не была знакома с княгиней и сказать наверняка, была ли та излишне обеспокоена внешним видом, не могла. Однако графиня вполне могла поверить в то, что идея увешать кабинет зеркалами принадлежала суеверному Измайлову.
– Что же Андрей Яковлевич? Скоро ли освободится? – поинтересовалась Мария у угрюмого дворецкого, который казался скорее тенью, чем живым человеком. Именно поэтому, если бы её попросили описать его внешний вид, графине понадобилось бы куда больше времени, чем обычно. Лицо мужчины было бесформенное. Цвет глаз было сложно разобрать, да ещё и смотрел он равнодушно, будто сквозь неё. Губы напоминали две тонкие линии и едва заметно шевелились, даже когда он говорил.
Этот безликий человек встретил её в прихожей, помог снять пальто и шляпку да попросил следовать за ним. На все вопросы Платон – к счастью, имя ей таки удалось из него вытянуть – говорил короткими увиливающими фразами. Мол,
Марии предложили обождать в портретной, где она могла ознакомиться с семейным древом супругов или полюбоваться на работы, вышедшие из-под кистей именитых российских художников. Графиня отказалась и предпочла дождаться мужчину в столовой. Она также попросила принести ей лёгкий завтрак, поскольку не успела отведать и крошки, так спеша на встречу с князем.
Впервые за непродолжительное знакомство на лице Платона проявились эмоции, и то были недовольство и лёгкий страх. Вероятно, ему дали чёткие указания, где и сколько она должна была находиться.
«