— Это кладбище, — тихо говорит Ангус. Они смотрят на кельтские кресты, на осыпающиеся каменные силуэты: жуткая, молчаливая армия.
— Боже! — кричит Дункан. — Я думал, это кто-то живой.
На мгновение они все об этом подумали: округлая форма и тонкое вертикальное основание казались человеческим телом. Даже сейчас, когда они с некоторой опаской отступают назад, трудно избавиться от ощущения, что за ними с упреком наблюдают многочисленные часовые.
Какое-то время они идут в новом направлении.
— Вы слышите? — кричит Ангус. — Мне кажется, мы слишком близко подошли к морю.
Они останавливаются. Где-то совсем рядом вода плещется о скалы. Мужчины чувствуют, как под их ногами земля содрогается от удара.
— Ладно. Ты прав, — раздумывает Феми. — Сзади кладбище, а впереди море. Так что, наверное, нам надо идти туда.
Они начинают отползать в сторону от грохота прибоя.
— Слушайте… здесь что-то есть…
Мужчины сразу же замирают на месте.
— Что ты сказал, Ангус?
— Я сказал: «Здесь что-то есть». Смотрите.
Они протягивают вперед факелы. Свет подрагивает. Мужчины собираются с силами, чтобы взглянуть на ужасное зрелище. Они удивляются и даже испытывают некоторое облегчение, когда свет факела ярко отражается от твердого блеска металла.
— Это… а что это?
Феми — самый храбрый из них — шагает вперед и поднимает находку. Повернувшись к друзьям, прикрывая глаза от яркого света, он держит ее так, чтобы все могли видеть. Они сразу же узнают этот предмет; хотя он и искорежен, металл погнут и местами сломан. Это золотая диадема.
Ранее тем же днем. Оливия. Подружка невесты
Я прячусь по углам. Брожу между столами. Нахожу брошенные гостями коктейли и допиваю их. Хочу напиться как можно сильнее.
Я отпрянула от Уилла, когда он схватил меня за руку и потащил танцевать. Меня тошнило от близости, от того, как его тело прижимается к моему, от мыслей о том, что я делала с ним… что он заставлял делать меня… о нашей ужасной тайне. Он как будто получал от этого кайф. И в самом конце Уилл прошептал мне на ухо:
— Та твоя безумная выходка… на этом хватит, ясно? Больше не надо. Ты меня поняла? Не надо.
Кажется, никто не замечает, как я брожу по шатру и допиваю чужие напитки. Все гости уже довольно пьяные, к тому же, они отошли от столов, чтобы танцевать. Шатер набит битком. Все эти тридцатилетние женщины опускаются на пол, как шлюхи, а мужчины трутся о них, будто мы в каком-то отстойном клубе нулевых танцуем под
Прежняя я, возможно, нашла бы это забавным. Я могла представить, как пишу своим друзьям, комментируя отвратительную сцену перед моими глазами.
Несколько официантов наблюдают за гостями из углов шатра. Некоторые из них моего возраста, некоторые моложе. Абсолютно очевидно, что они нас ненавидят. Ничего удивительного. Я чувствую, что тоже их ненавижу. Особенно мужчин. Так называемые друзья Уилла и Джулс сегодня вечером неоднократно трогали меня за плечо, за бедро и за задницу. Их руки держат, гладят, сжимают, обхватывают, пока не видят жены и подружки, будто я кусок мяса. Меня просто выворачивает.
В последний раз, когда это произошло, я обернулась и наградила этого парня таким убийственным взглядом, что он даже попятился назад, сделав глупое лицо с широко раскрытыми глазами и подняв руки вверх — прямо сама невинность. Если это случится снова, мне кажется, что я перестану себя контролировать.
Я пью еще. Во рту отвратительный вкус: кислый и затхлый. Мне нужно пить до тех пор, пока я не перестану думать о таких вещах. Пока вообще не перестану чувствовать и ощущать вкус.
А потом меня хватает кузина Бет и тянет на танцпол. Не считая той встречи у часовни, я не видела Бет с дня рождения тети. На ней тонна косметики, но, если присмотреться, становится ясно, что она еще ребенок — круглое лицо, мягкие черты лица, огромные глаза. Я хочу попросить ее стереть помаду и подводку, задержаться в этом безопасном детстве еще ненадолго.
На танцполе, наполненном толкающимися телами, я чувствую, что комната начинает вращаться. Как будто весь выпитый алкоголь накатывает на меня одной большой волной. И тут я спотыкаюсь — может, о чью-то ногу, а может, о мои собственные дурацкие, слишком высокие каблуки. Я тяжело падаю, с треском, который слышу задолго до того, как чувствую. Кажется, я ударилась головой.
Сквозь пелену я слышу, как Бет с кем-то говорит.
— Кажется, она сильно пьяна. Боже мой.
— Приведите Джулс, — отвечает кто-то. — Или ее маму.
— Я нигде не вижу Джулс.
— А, смотрите, вон там Уилл.
— Уилл, она напилась. Ты можешь помочь? Я не знаю, что делать…
Он с улыбкой подходит ко мне.
— Ох, Оливия, что случилось? — он протягивает ко мне руку. — Давай-ка тебя поднимем.
— Нет, — отвечаю я и отпихиваю его руку. — Отвали.
— Да ладно, — говорит Уилл таким добрым и мягким голосом. Я чувствую, как он поднимает меня, и не вижу смысла бороться. — Давай подышим свежим воздухом.
Он кладет руки мне на плечи.
— Убери от меня свои руки! — я пытаюсь высвободиться из его хватки.