Список Мадонны

Еще звучал колокольный благовест, когда Мартин поставил точку и закрыл бухгалтерскую книгу. Обычно он обедал либо на заднем крыльце, либо в маленькой комнате за конторкой. Сегодня он решил пойти в церковь. Нельзя было сказать, что последнюю неделю он чувствовал себя спокойно. Его тревога и неуверенность с каждым днем все больше давили на него. Он смеялся, когда дядя Антуан называл его «человек завтра», но сейчас он вынужден был признаться самому себе, что дядя был прав, как всегда. По дороге он размышлял об отце Морине. У этого старого священника прихода Шатоги была любимая проповедь. Надежда для него была самой большой добродетелью. И поэтому в начале каждого сезона, а также на Троицу он обращался к своим прихожанам с полным страсти призывом найти успокоение после труда и пролитого пота под дарящим вечную прохладу и дающим силы покровом надежды. Мартину всегда нравились эти проповеди, и он помнил, что всегда кивал с одобрением, когда вежливый седовласый отец Морин прикладывая духовный бальзам к умам, ускоренно пульсировавшим в нечестивом беспокойстве. Но, будучи молодым человеком, Мартин не мог понять, что пытался излечить святой отец в огрубевших душах других прихожан, и оптимистично считал, что у Бога и для него припасено что-то хорошее. Например, он ждал, что его отношения с родным отцом со временем улучшатся. Сейчас, проходя мимо небольших каменных домов, окруженных цветущими садами и аккуратными огородами, он пришел к выводу, что теперь больше надеется на себя. Во всяком случае, он все дальше отстранялся от Франсуа Гойетта. Запрет приходить в их дом был явным сигналом того, что Мартин не был желанным. Он вспомнил отцовский взгляд облегчения, когда они расставались. Формальное рукопожатие, рекомендательное письмо и плотно закрытая парадная дверь были последними напоминаниями о том, что у него не было больше дома в Шатоги.

Солнце выглянуло опять и приятно грело спину, когда Мартин подходил к берегу реки и группе домов, которая являла собой деловой центр Сент-Клемента. Вдалеке он увидел скачущего навстречу всадника и заметил про себя, что он заставляет лошадь бежать быстрее, чем это необходимо, особенно рядом с домиками, рассыпанными отдельными точками у подхода к деревне. Затем он увидел пса, лежавшего под деревом на другой стороне улицы. Было похоже, что это животное сомнительной породы никому конкретно не принадлежало. Мартин часто трепал его по шерсти, а иногда даже делился едой с этим слюнявым дружком, когда обедал на крыльце. Сейчас пес дожидался его, размахивая хвостом, он припустил к нему через улицу.

Всадник мог придержать лошадь поводьями. Картина происшедшего запечатлелась в сознании Мартина. Всадник пригнулся в седле, пришпорил сивую лошадь и за один взмах поводьями обрушил на пса, который почувствовал опасность слишком поздно.

Раздался протяжный вой, взметнулась пыль и послышалась приглушенная брань. Всадник закричал на Мартина, прежде чем продолжить движение по главной улице. Когда Мартин нагибался к неподвижному животному, он заметил, как Теодор Браун разворачивает свою сивую в его сторону. Он все еще стоял посреди улицы, когда лошадь нависла над ним, храпя, поворачивая бока и показывая большое тучное тело всадника, угрожающе зажавшего хлыст в левой руке.

— Ты, безмозглый идиот! Тебя следовало бы арестовать. Ты представляешь опасность для общества. Моя лошадь потеряла подкову из-за этой дворняги. — Браун сердито махнул рукой в сторону собаки, безжизненно лежавшей в пыли. Струйка крови окрасила пыль. Глаза собаки были еще открыты, а муха уже пыталась залететь к ней в раскрытую пасть.

Мартин представил себе всю сцену, сначала скептически, а потом с нарастающим негодованием. Но гневные слова замерли у него на губах, прежде чем он успел их произнести. Грозная фигура на лошади была не кем иным, как Теодором Брауном, влиятельным человеком, пользовавшимся своими кулаками с такой же готовностью, как и языком или своим авторитетом. Он сдержал свой тон, стараясь говорить спокойно и здраво.

— Собака не моя, сэр. Скорее всего она никому не принадлежит. — Он с трудом подыскивал слова, но все же продолжил: — К несчастью, вы не смогли объехать ее. Это было добродушное животное.

Не задумываясь над тем, что он делает, Мартин наклонился, чтобы поднять пса. Он лежал на его руках, странно тяжелый и похожий на сломанную куклу.

Браун яростно отреагировал на это. Ему попытались возразить. Этот неотесанный французский щенок осмелился ткнуть ему в лицо дохлой дворнягой.

— Не так быстро, недоумок! Это твоя падаль. Ты за нее и отвечаешь. Ты заплатишь мне за подкову, или я выбью ее из твоей шкуры. — Он угрожающе поднял хлыст.