Список Мадонны

И она ускакала, направившись к роще у дороги, и даже не оглянулась. Замешкавшись на миг, Мартин последовал за ней в темноту, уже ощущая знакомую покорность, которая так легко овладевала им. Он ехал ночью следом за совершенно незнакомой женщиной бог знает куда и не зная почему. Страх помутил его разум. Он старался не потерять ее из виду, пока они галопом скакали сквозь рощу по утоптанным тропам, перебравшись на пути через несколько переполненных водой ручьев. Женщина скакала без устали, умело держась в седле. Она несколько раз останавливалась, чтобы даль ему возможность догнать ее. Даже если бы Мартин знал местность так же, как она, то он все равно не смог бы поравняться с ней. Она не делала передышек и не произносила ни слова — только кивок, чтобы показать направление, и снова вперед, в ночь, словно какое-то нетерпеливое бесформенное видение.

Могло показаться, что дорога заняла у них достаточно долгое время. Мартин отставал все чаще, поскольку он и его лошадь ослабли от скачки. Он терял ее из виду, и она тут же появлялась, неясная и недоступная, ее конь танцевал под ней. Один раз он попросил о передышке. Его голос, должно быть, потерялся в ночи, поскольку она снова исчезла еще до того, как он добрался до места, где она стояла. Ему показалось, что он услышал смех, но посчитал, что это был шум ветра с северо-востока, колючего и сильного.

Ферма выступила из темноты ночи, сначала это был просто желтый свет вдалеке, который постепенно обрел очертания дома.

— Стучись в ворота прихода Святого Валентина. Тебя ждут и примут здесь.

Она оставила Мартина одного, а сама повела лошадей за дом. «В конюшню», — предположил Мартин. Он толкнул железную дверь и был удивлен, когда она свалилась с петель, упав на землю с шумом, который в ночи прозвучал ужасающе громко. Ступени на крыльце шатались и трещали, а когда он постучал условным стуком в дверь, то заметил, что часть окна справа от него была заколочена досками в том месте, где рама была сломана.

Дверь приоткрылась, и оттуда выглянуло испуганное лицо.

— Мартин! — с радостью вздохнул его владелец.

Следом за этим худая рука взяла его за запястье и втащила внутрь. Мартин окинул взглядом комнату, давая глазам привыкнуть к свету. Это была кухня. Скромная, такой же величины, как и у его матери в Сент-Тимоти или как сотня других, в которых ему приходилось бывать, но здесь было неуютно. Огонь горел в железной печи, на которой стоял большой горшок, из которого исходил приятный запах, густой аромат овощного супа заставил Мартина осознать, насколько он был голоден, и у него во рту собралась слюна.

Хозяин дома словно читал его мысли.

— Не стесняйся, Мартин. Мадлен скоро придет. Я достану хлеба. Приятно снова встретиться с тобой.

И тут Мартин впервые повернулся, чтобы рассмотреть того, кто принял его. Он не узнал его сначала, потом его глаза широко раскрылись от удивления.

— Жак. Я не узнал тебя. Ведь это ты, не так ли?

— Да, это я, Мартин. В очках, но без картуза.

— И тот же голос, однако. Той ночью мы долго разговаривали с тобой, Жак.

Молодой человек счастливо улыбнулся:

— Я думал, что ты меня не вспомнишь.

Мартин помнил его очень хорошо. Жак Вердон, наиболее застенчивый и пугливый из всех членов братства, с которыми Мартин встречался в Одельтауне несколькими неделями ранее. Он выбрал его в качестве наиболее подходящего источника информации. Грустно, но, несмотря на энтузиазм, с которым Жак говорил о революции, он оказался бесполезным. Бедняга ничего не знал о степени готовности братства к сражению. Это были два часа, потраченные впустую.

Миска горячего супа не располагала к разговору. То же самое можно было сказать и о порезанном ломтями плотном черном хлебе, который можно было аппетитно макать в суп. Жак сел рядом и болтал без умолку.

— Еще одна миля, и британцы бы схватили тебя. Они ждут уже несколько дней. Нам посчастливилось узнать об этом. У Клитероу шпионы повсюду. Без сомнения, один из них был на постоялом дворе во время нашей встречи, все выслушивал и вынюхивал.

Продолжая есть, Мартин вспомнил тех незнакомцев, чьи взгляды время от времени он ощущал на себе. Тогда он отгонял от себя подобные опасения, видя их причину в собственном страхе.