— С неделю тому назад Клитероу начал посылать все больше и больше своих людей к границе. Дорогу, ведущую к границе, перекрыл пехотный взвод. Они останавливают каждого, кто прибывает из штата Нью-Йорк, и иногда не отпускают задержанных часами. Очевидно, что они кого-то ищут. — Жак гордо выпятил вперед свою худую грудь и продолжил: — Но я понял, кого они ищут. Тебя, Мартин. Британцы ищут тебя. — Он заговорил доверительным шепотом. Мартину пришлось напрягать слух, чтобы разобрать слова. — Я бываю на постоялом дворе в Одельтауне так часто, как могу. Хозяин постоялого двора мой друг, и он оставляет меня там и дает комнату, когда я слишком устаю от чтения. Я слышал разговор Клитероу с его офицерами в соседней комнате. Стены там тонкие, а у меня уши как у лисы. Они говорили о том, что ищут какого-то предателя. Я замер в ужасе. Клитероу упомянул о человеке с деформированной губой и искалеченной правой рукой. Это ты, Мартин. Ты этот предатель. Для нас ты — патриот, для них — предатель. Я поспешил доложить об этом своему кастору. Он поговорил с другими братьями, и было решено, что члены семьи Вердон должны были перехватить тебя и доставить в безопасное место, на нашу ферму. В Одельтауне британцы повсюду. Здесь было бы безопаснее всего для тебя. А поскольку моя сестра ездит верхом лучше меня, то поехала она. Если бы понадобилось, то она отправилась бы до самого Олбурга. Она храбрая.
Жак встал и заходил по кухне. Мартин, который доел свою миску супа, смотрел на него. Осознание того, что он находился в смертельной опасности, словно молнией пронзило его тело. Он предатель? Ему нужно убираться отсюда. Сейчас же назад, в Монреаль. Но он так устал, и сама мысль о долгой холодной ночи впереди добила его. Вместо этого он услышал свои слова:
— Жак, ты так добр. Спасибо тебе и твоей сестре за то, что спасли меня. Я смогу безопасно отправиться в путь, если буду соблюдать надлежащую осторожность. У британцев нет повода предполагать, что я уже не в штате Нью-Йорк. Отдых ночью в теплой постели, немного хлеба и сыра на дорогу, и я покину вас с рассветом.
Глаза Жака стали влажными от переживаемых эмоций.
— Да, мой отважный друг. У тебя будет теплая постель и еда. Но, — он нервно посмотрел на дверь, словно собирался с духом, — могу ли я поговорить с тобой немного о деле чрезвычайной важности? За час, украденный от сна, ты можешь заплатить за все, чем, по-твоему, ты мог быть обязан семье Вердон.
Ноющее тело Мартина стремилось к теплу кровати и забытью сна. Завтра ему могла понадобиться вся энергия. Но он увидел мольбу в голубых глазах за толстыми стеклами очков, заметил дрожь в худых белых руках. Он чувствовал себя обязанным этому человеку.
— Конечно, Жак. Садись и расскажи мне, что хочешь.
— Как другу?
— Да, как другу, который обязан тебе.
— Я постараюсь как можно короче. Если зайдет Мадлен, я вынужден буду замолчать. Ты поймешь почему.
Мартин закусил губу, стараясь не зевнуть. Жак говорил тихо, но настойчиво.
— Я о моей сестре, Мадлен. Она… она… — Было похоже, что он ищет слово, поскольку когда он произнес его, то Мартину показалось, будто он выхватил его из воздуха. — …ставит под угрозу восстание. Не мог бы ты поговорить с ней, Мартин? Скажи ей, что она умышленно подвергает наши жизни опасности. Она не хочет меня слушать. Иногда мне кажется, что она ненавидит меня, ненавидит всех так же, как, по ее словам, ненавидит британцев. Ты молод смел и на хорошем счету в братстве. Она может послушать тебя. Останови ее, Мартин. Удержи ее от дурных поступков по отношению к тому, чему мы должны хранить верность. К поместью, к братству, ко мне. Ко всем. Я примкнул к «Братьям-охотникам» из уважения к моим друзьям. Я не боец. — Губа молодого человека задрожала, и он заплакал.
«Он напуган», — подумал Мартин. Не раздумывая, он достал свой все еще влажный платок из кармана и протянул его Жаку.
— Полегче, друг мой. Не торопись. Я слушаю тебя.
Жак вытер глаза и сжал платок в руке.
— Она была такой хорошей, когда наши родители были живы. Они оба умерли от лихорадки в тысяча восемьсот тридцать четвертом году. Даже после этого она так заботилась о ферме, помогала настолько, насколько было возможно, брала на себя б
— Продолжай, Жак.
— Когда она повстречала Клода, я был очень счастлив. Он был фермером из Сент-Жана. Хороший крепкий мужчина и твердый в вере. У него не было права наследства, поэтому он стал бы обрабатывать нашу землю, а я получил бы возможность изучать право. Мадден была очень к нему привязана…
— А что случилось, Жак?