– Гости – так мы их называем – должны покинуть приют не позднее семи часов вечера. После семи запрещено пользоваться кухней. Детей необходимо уложить спать не позднее девяти. Телевизор выключается в одиннадцать тридцать, и все расходятся по своим комнатам. Вы можете спать здесь. – Она указывает на узкую кровать у стены. – Белье мы меняем ежедневно, так что утром вы должны будете его снять. Эми Олли сменит вас в восемь утра. – Мисс Джин тяжело вздыхает. – Это все, что я хотела сказать. Есть какие-нибудь вопросы?
Я не хочу ее задерживать и поэтому молчу, хотя вопросов у меня множество. Например, все ли обитательницы психически нормальны? Есть ли в доме «тревожная кнопка» или что-нибудь в этом роде?
– Не волнуйтесь, я справлюсь, – говорю я, стараясь придать своему голосу уверенность, которой вовсе не ощущаю. – Можете спокойно ехать домой.
Но мисс Джин, уперев руки в бедра, смотрит на меня, словно хочет прожечь взглядом насквозь.
– Не знаю, какие мотивы вами двигают, – цедит она, – но если я выясню, что вы используете наш приют в каких-то корыстных целях, то выкину вас отсюда прежде, чем вы успеете достать пудреницу из своей дизайнерской сумочки и попудрить нос. Понятно?
– Использую ваш приют в корыстных целях? Нет. Честно говоря, мне совершенно непонятно, что вы имеете в виду.
Мисс Джин скрещивает руки на груди:
– Прошлой весной одна симпатичная белая дамочка, очень похожая на вас, явилась к нам и заявила, что хочет нам помочь. Мы нуждаемся в помощи, поэтому я разрешила ей приходить. А через неделю сюда нагрянула целая орава репортеров с телекамерами. Выяснилось, что мисс Благотворительница баллотируется в окружные судьи. И хочет, чтобы весь мир увидел, как она якшается с бездомными, и понял, что у нее доброе сердце.
– Я не собираюсь баллотироваться в окружные судьи. В этом можете не сомневаться.
Несколько мгновений мы сверлим друг друга глазами. Наконец мисс Джин отводит взгляд.
– Вот мой телефон, – тычет она в листок на столе. – Если возникнут вопросы, звоните.
Схватив сумочку, она выходит из комнаты, не попрощавшись со мной и не пожелав удачи. Я опускаюсь на стул. Сегодня День благодарения, и неплохо бы придумать, за что мне благодарить небо.
Глава 14
В понедельник утром мне звонит Брэд и спрашивает, смогу ли я после работы заглянуть к нему в офис. Весь день я ломаю себе голову, пытаясь догадаться, о чем же он хочет поговорить. Теперь, когда я поднимаюсь в лифте на тридцать первый этаж, догадки перерастают в уверенность. У него наверняка есть новости о моем отце.
Увидев меня, Брэд расплывается в улыбке.
– Привет, Б. Б.! – Он пересекает комнату и обнимает меня. – Спасибо, что приехала. – Отойдя на шаг, он окидывает меня взглядом и хмурится. – Выглядишь не лучшим образом. Устала?
– Ужасно вымоталась. В последнее время я хронически не высыпаюсь. – Я тру свои бледные щеки, надеясь вызвать на них подобие румянца. – Ну, рассказывай, какие новости?
Брэд тяжело вздыхает и указывает на кресло:
– Присядем.
Его напряженный ровный голос не предвещает ничего хорошего, но я отгоняю прочь дурные предчувствия.
– Твой Полонски нашел наконец моего отца?
Брэд садится в кресло напротив меня и снова испускает вздох.
– Он потерпел неудачу, Бретт.
– Что значит – потерпел неудачу? Насколько я помню, у него было целых шесть кандидатов.
– Он позвонил им всем. Один, как ему казалось, может быть тем, кто там нужен. Он жил в Чикаго летом семьдесят восьмого года. Есть лишь одна загвоздка: он не был знаком с твоей мамой.
– Может, он просто забыл? Скажи, а на гитаре этот человек играет? Пусть твой Полонски выяснит, не работал ли он в баре «У Джастина»!
– В то время он был аспирантом в Университете Де Поля. Про бар «У Джастина» даже не слышал. И у него полностью отсутствуют способности к музыке.
– Черт! – Я ударяю кулаком по подлокотнику кресла. – И почему мама не рассказала мне про этого Джонни прежде? Она-то наверняка знала о нем больше, чем мы сейчас. Но она, как выяснилось, думала только о себе. Не хотела вносить в свою жизнь лишних осложнений. А мне теперь приходится все это расхлебывать! – Пытаясь сдержать досаду, я поворачиваюсь к Брэду. – И как теперь намерен действовать Полонски?
– Боюсь, он уже сделал все, что мог. Попытался найти бывших владельцев «У Джастина», но выяснилось, что оба уже умерли. Судя по всему, Джонни получал свой гонорар в конверте, потому что никаких налоговых ведомостей не сохранилось. Он отыскал даже хозяина дома, где жили тогда твои родители и Джонни.
– Но это же здорово! Может, у него сохранился арендный договор. А если нет, все равно он что-то помнит и…
– Ничего он не помнит. Это глубокий старик, который живет в доме для престарелых. Он не каждый день способен вспомнить, как его зовут, не говоря уже о жильцах тридцатилетней давности.