– По-моему, на свете нет ничего более трансцендентального, чем улыбка младенца.
Мне требуется несколько секунд, чтобы мысленно перевести слово «трансцендентальный». Судя по всему, в данном контексте оно означает «необычный». Или, точнее, чудесный. Что ж, тогда Герберт тоже трансцендентальный. Подчиняясь внезапному порыву, я целую его в щеку:
– Спасибо.
– За что? – Он бросает на меня удивленный взгляд.
– За то, что встретил. За то, что восхищаешься детской улыбкой.
Щеки Герберта вспыхивают румянцем. Он отворачивается и сосредоточенно смотрит на движущуюся ленту.
– Я слышал кое-что о списке жизненных целей, которые ты должна достичь, – говорит он, не глядя на меня.
– О-о! – испускаю я сдавленный стон. – Я уже поняла, мой брат страдает недержанием речи!
Герберт смеется:
– Одна из этих целей – завести детей, верно?
– Угу, – говорю я, стараясь придать лицу безразличное выражение. Но сердце мое колотится, как барабан. – И как ты к этому относишься? Ты хочешь иметь детей?
– Очень. Обожаю детей!
Тут на конвейере появляется мой чемодан. Я делаю шаг вперед, чтобы схватить его, но Герберт меня опережает:
– Давай я.
Он подходит к движущейся ленте. Взгляд малышки в розовой шапочке падает на меня. Она смотрит на меня так внимательно, словно решает, выйдет ли из меня подходящая мать. Я вспоминаю о том, что времени у меня осталось совсем немного – жесткий срок поставила не только мама Элизабет, но и мать-Природа, – и жду привычного приступа паники, но, как ни удивительно, остаюсь совершенно спокойной.
Возвращается Герберт с моим чемоданом в руках.
– Ну что, можем ехать? – спрашивает он. – Ты получила все, что нужно?
Я смотрю на малышку, словно ожидаю от нее ответа на этот вопрос. Она улыбается. Я беру Герберта под руку и уверенно говорю:
– Да, я получила все, что нужно.
В четыре часа утра, погуляв с Руди, я снова заваливаюсь в постель. Сегодня воскресенье, значит можно поспать до девяти. Я оправдываю себя тем, что еще не привыкла к смене часового пояса. Окончательно проснувшись, я завариваю кофе и, устроившись в залитой солнечным светом гостиной, принимаюсь решать кроссворд. Чувствую себя совершенно счастливой и наслаждаюсь возможностью побездельничать. Руди, свернувшись на коврике, наблюдает, как я заполняю клетки кроссворда. Наконец нахожу в себе силы подняться с дивана, отправляюсь в спальню, сбрасываю пижаму и натягиваю спортивный костюм. Руди возбужденно скачет вокруг меня, предвкушая прогулку. Я пристегиваю поводок к его ошейнику, надеваю солнцезащитные очки, сбегаю по лестнице и распахиваю входную дверь.
Мы с Руди неторопливо идем по улице. Я подставляю лицо солнечным лучам, любуюсь безоблачным голубым небом и глубоко вдыхаю свежий весенний воздух. Ветер касается моих щек, но в отличие от злобного, пронизывающего зимнего ветра этот весенний бриз кажется приветливым, почти нежным. Руди несется впереди, вынуждая меня размотать поводок на всю длину. Когда мы доходим до Восемнадцатой улицы, я поправляю наушники айпода и перехожу на трусцу.
Восемнадцатая улица – самая оживленная и многолюдная в Пилсене. По обеим сторонам здесь тянутся мексиканские магазины, рестораны и пекарни. Пробегая по пешеходной дорожке, я размышляю о том, что мама, как всегда, была права. Если бы она не вынудила меня покинуть зону комфорта, я никогда не прониклась бы очарованием этого места, экзотического и вместе с тем современного. Представляю себе, как мама на небесах сидит в режиссерском кресле с репродуктором в руках и выкрикивает номер очередного эпизода моей жизни. Теперь, когда в пьесе появился новый герой, Герберт, дальнейшее развитие событий представляется очевидным. У меня появилась возможность достичь две самые сложные цели: влюбиться и родить ребенка. Правда, в любом случае ребенок появится на свет уже за пределами отпущенного мне срока.
Добегаем до Гаррисон-парка, где Руди наконец делает все свои собачьи дела, и поворачиваем домой. Все мои мысли поглощены Гербертом Мойером.
Да, он удивительный человек. Вчера, когда он встретил меня в аэропорту, было ясно, что он полон желания провести со мной ночь. Желание вполне понятное. Но мне нужно было забрать Руди, я очень устала и хотела спокойно поспать в своей постели. Стоило мне сказать ему об этом, он понимающе кивнул и не стал настаивать. Если джентльмены действительно существуют в природе, то Герберт Мойер – самый выдающийся экземпляр этой человеческой разновидности. Прежде я и думать не думала, что на свете есть такие предупредительные и вежливые мужчины. Он открывает передо мной двери, подвигает мне стул… по-моему, он готов нести мою сумочку. Никто и никогда так обо мне не заботился.