Список заветных желаний

Я заглядываю в пластиковую люльку. Крохотный младенец, ростом с мою ладонь, крепко спит. На малышке только подгузник, на головенке размером с яблоко – розовый чепчик. К ее грудке и животику прикреплены какие-то провода, которые тянутся к трем мониторам. В миниатюрную ножку вставлена игла капельницы, по пластиковой трубке течет какая-то белая жидкость. Рот и нос закрывает маска из прозрачного пластика.

Я долго смотрю на нее, не в силах произнести ни слова, наконец поворачиваюсь к Морин:

– Она выживет?

– Есть основания на это надеяться. Конечно, у нее недоразвиты легкие, но аппарат искусственной вентиляции легких будет помогать ей до тех пор, пока она не сможет дышать самостоятельно. – Морин поворачивается ко мне. – Хотите подержать ее на руках?

– Подержать на руках? Нет, нет, спасибо. Вдруг я поврежу какой-нибудь проводок? – Я издаю подобие нервного смеха и, чтобы скрыть его, прочищаю горло. – Да и вообще, пусть первой ее возьмет на руки Санквита.

– Ну хорошо, тогда я оставлю вас ненадолго, – говорит Морин. – Познакомьтесь с девочкой поближе, а я скоро вернусь.

Оставшись в одиночестве, я пристально смотрю на сморщенное личико, на крошечное тельце в окружении проводов и трубок. На лбу у малышки залегла складка, будто она сердится на то, что ее разлучили с мамой. Кожа карамельного цвета, покрытая нежным пушком, повсюду собирается в складки, как вещь, которая велика своей обладательнице на несколько размеров. Малышка шевелит пальчиками, тоненькими, словно спички, и я чувствую, как глаза начинает щипать от слез.

– Ты очень красивая девочка, – шепчу я, но слова эти кажутся мне самой холодными и безличными.

Я вспоминаю душераздирающую историю брата Санквиты, мальчика, который оказался слишком ранимым и чувствительным, чтобы выжить в этом жестоком мире. Я целую палец и прикладываю к стеклу напротив личика новорожденной.

– Остин, – шепчу я. – Добро пожаловать в этот мир, Остин, милая.

Слезы застилают мне глаза. Сама не знаю, о ком я плачу: о маленьком мальчике, который уже умер, или о маленькой девочке, которой только предстоит войти в жизнь. В жизнь, где у каждого из нас найдется о чем плакать.

Я возвращаюсь в палату Санквиты. Джин, сидящая в кресле, поворачивается ко мне:

– Ну, как девочка?

– Прекрасно! – говорю я, пытаясь придать своему голосу оптимизм, которого вовсе не ощущаю.

– Санквите нужно было назвать кого-то своим доверенным лицом, – говорит Джин. – Она выбрала вас.

Я смотрю на нее, рассчитывая встретить разочарованный или, хуже, полный неодобрения взгляд. Но, к моему удивлению, лицо Джин не выражает никаких чувств. Я подхожу к постели Санквиты. Она по-прежнему спит, лежа на спине. Опухшее лицо с черными веками кажется жестокой карикатурой на прежнюю Санквиту.

– Твоя девочка – просто прелесть, – тихо говорю я. – Такая же красивая, как ты.

Джин берет свою сумочку:

– Я возвращаюсь в приют. Вы останетесь здесь, с Санквитой?

– Да, конечно.

Джин достает из сумочки платок и вытирает глаза:

– Непременно позвоните мне, как только она очнется.

– Я позвоню.

Наклонившись, Джин касается щекой щеки спящей Санквиты:

– Я скоро вернусь, солнышко. – Голос ее прерывается. – Держись, слышишь?

Я поворачиваюсь к окну и стараюсь втянуть назад слезы, которые уже готовы вновь побежать по щекам. Спиной ощущаю, что ко мне подходит Джин. Она протягивает руку и тут же отдергивает ее, так и не коснувшись моего плеча.

– Берегите себя, – говорит она. – Вы нужны ребенку. Боюсь, кроме вас, о нем некому будет позаботиться.

Каждые полчаса медсестра входит в палату и проверяет показания приборов. Судя по всему, ничего не меняется. Время течет незаметно, как песок в песочных часах. Я сижу на деревянном стуле у кровати так близко, что различаю каждый вдох Санквиты. Сжимаю ее руку и шепотом рассказываю ей, какая у нее родилась замечательная девочка и как счастливо они заживут вместе.

После полудня в палату входит молодая женщина в белом халате и голубой шапочке, из-под которой выбиваются пряди светлых крашеных волос. Она что-то ищет на столике у кровати и, заметив меня, вздрагивает от неожиданности.

– Ох, не знала, что здесь кто-то есть! Я должна забрать меню. Она его заполнила?

– Сегодня она не будет ни обедать, ни ужинать.

Взгляд женщины скользит по безжизненному лицу Санквиты.

– Похоже, меню ей больше вообще не понадобится. Как вы думаете, стоит оставить меню на завтра или…

Кровь стучит у меня в висках. Я резко встаю и вырываю меню из рук женщины:

– Разумеется, завтра она будет есть. Так что меню ей необходимо, понятно? И завтра, и послезавтра, и так далее! Не забудьте его принести!

В пять часов я спускаюсь в детское отделение, узнать, как там Остин. Двери распахиваются передо мной, и я направляюсь прямиком в палату номер семь. Затаив дыхание, я подхожу к инкубатору, в котором лежит Остин. Кювез ярко освещен, словно кабинка в солярии. Нос и рот малышки по-прежнему закрывает пластиковая маска, на глазах – крохотная затемняющая повязка. Это еще зачем? Сердце мое тревожно сжимается.