– Она может хотеть только одного – разрушить все то, что я создавала всю жизнь. – Взгляд у Стеллы сделался безумным, ее грудная клетка ходила ходуном. Анри вдруг показалось, что там заключена испуганная птица, отчаянно пытающаяся освободиться, спастись.
Анри встал и ласково положил ладонь на ее предплечье.
– Ее сердце разбито. Вероятно, ей просто нужно время, чтобы прийти в себя.
– У нас нет времени, – рявкнула Стелла. – Покупательница этих воспоминаний уже здесь, и, если эта девушка помешает их передаче, она все разрушит.
– Она не помешает, – возразил Анри, хотя его пульс неистово частил. – У меня все под контролем.
Выражение лица Стеллы изменилось.
– В самом деле? Я беспокоюсь о тебе, Анри. Мне бы не хотелось, чтобы ты надорвался и с тобой опять случился приступ.
Анри вздрогнул. Хотя он и хорошо разбирался в воспоминаниях – и знал, что давние покрываются приятной патиной, а свежие вибрируют от новизны, – его собственные воспоминания то и дело ускользали от него. Магия воспоминаний была одновременно и благословением, и проклятием – он мог помогать другим, но из-за этого его собственные воспоминания были зыбки. Время от времени он утрачивал их совсем. Это было ужасно – знать, что ты что-то забыл, но не понимать, что именно. Это было все равно что зайти в комнату и вдруг обнаружить, что ты не помнишь, зачем ты здесь, – но то, что происходило с ним, куда больше пугало и выбивало из колеи.
Даже его воспоминания о детстве были размытыми, неясными. Как будто кто-то смазал непросохшие чернила. Но одну вещь он не забудет никогда – как Стелла и Тео взяли его к себе после того, как его собственные родители бросили его. Отец и мать не сумели справиться с его странностями – с забывчивостью и со способностью проникать в их воспоминания и подробно пересказывать их. Анри смутно помнил, как они сложили его вещи в небольшой ящик, отвели его в детский дом и тихо поговорили с воспитательницей. Он помнил, как умолял их не уходить и как его сердце разбилось от горя, когда они ушли. Но как бы он ни силился, ему никак не удавалось вспомнить ни их лиц, ни их имен.
Через несколько месяцев Тео и Стелла забрали его к себе, в «Сплендор», и отнеслись к нему как к сыну, которого у них никогда не было. Они помогли ему понять волшебство и научили управлять им. Его пробирала дрожь, когда он представлял себе то, что могло бы произойти с ним, если бы не они. Если бы у него не было работы в отеле, его жизнь была бы пустой, не имеющей смысла. И какая другая пара захотела бы усыновить ребенка, который не способен удержать свои собственные воспоминания, ребенка, который в один прекрасный день может их забыть?
Стелла и Тео спасли его, и преданность им была абсолютной. Он никогда никому не позволит причинить им вред. Даже Джульетте, как бы она ни нравилась ему.
Он сглотнул застрявший в горле ком. Стелла пристально смотрела на него с беспокойством на лице.
– Со мной все хорошо, – сказал он. – Я найду способ справиться с этой проблемой, обещаю.
Она положила ладонь на его щеку. Ее рука холодила его горячую кожу.
– Ты хороший мальчик, Анри.
Его охватила нежность.
Единственная вещь, которую Стелла любила так же сильно, как Тео и Анри, был «Сплендор».
Он помнил, как как-то раз – когда он приходил в себя после особенно тяжелого приступа – она сидела у его постели, положив сложенную прохладную тряпицу на его лоб. Кормя его с ложки теплым бульоном, она говорила тихо, почти рассеянно, как будто разговаривала не с ним, а с самой собой.
– В детстве у меня было всего две мечты. Я хотела стать матерью и создать что-то настолько невероятное, чтобы людям казалось, что фантазии могут оживать. Тот день, когда мы купили эту землю, стал одним из самых счастливых дней моей жизни. – Она замолчала, держа ложку над миской. – Ты знал, что когда-то на этом месте стоял древний храм?
– Нет, не знал. – Но, подумав о геотермальных озерах в подземелье, он не удивился. Он не мог представить себе ничего более священного, чем умиротворяющее исцеление, которое они дарили ему.
Стелла прижала ложку к его губам.
– Он пришел в ужасное запустение, но я сумела проникнуть сквозь пелену иллюзии и увидеть, каким он может стать.
Тогдашнее выражение ее лица, когда она говорила о «Сплендоре» – мечтательное, благоговейное, – сохранилось в его памяти, как совсем немногое в его жизни.
Она поставила миску с бульоном на прикроватную тумбочку.
– Когда здесь у нас появился ты, моя первая мечта сбылась, – сказала она. И, перевернув мокрую тряпицу, промокнула его виски более прохладной ее стороной. – И я надеюсь, что ты поможешь мне не дать угаснуть и второй моей мечте. Ведь когда-нибудь «Сплендор» может стать твоим.
Это воспоминание вызвало у него улыбку, и, когда его взгляд встретился со взглядом Стеллы, она тоже улыбалась, как будто они вместе переместились в прошлое. Как будто она только-только выходила его.
Анри сжал ее пальцы:
– Не беспокойся. Я никогда не допущу, чтобы с твоим достоянием произошло что-то дурное.