— Беда в том, что некоторых людей никогда в этом не убедишь, — говорит Майкл. — Для них не имеет значения, что Робби сам налетел на нож. В их глазах она была хулиганкой с ножом в руках, и это делает ее виновной.
— Ты тоже так думаешь?
Он качает головой:
— Нет. Она была задирой, потому что насилие — это все, что она когда-либо видела. Возможно, она ненавидела то, что отец делал с ней и с ее мамой, но где-то в глубине души она и любила его. Потому что он был ее отцом, и он не злился каждую минуту каждого дня. Иногда он бывал с ней и мил. И с ее мамой тоже. Вот так семейным насильникам все сходит с рук годами.
Он придвигается ближе и целует меня. Даже не знаю, что бы я делала, если бы Майкл не заботился о нас с Альфи последние пару недель. В моей душе бушует столько эмоций. Большую часть времени я просто сижу на диване, уставившись в экран телевизора. Хуже всего то, что я переживаю это снова и снова. Не только шок от того, что я узнала о маме и о том, кто она такая — то есть кем она была раньше, — но и ужас от того, что случилось потом, когда я думала, будто Альфи в опасности.
Вчера мы с Карен разговаривали по телефону.
«Я сохраню твой секрет, Джо, — пообещала она. — Это продолжалось достаточно долго и должно закончиться прямо сейчас. На нас с тобой. Мама и бабушка разрушили свои жизни, пытаясь отомстить. Я не позволю, чтобы то же самое случилось со мной и Хейли».
Я сказала ей, что очень сожалею о случившемся с ее мамой, что чувствую себя виноватой, но Карен ответила, что я не должна испытывать вины. И добавила, что это лучше той смерти, что ее ожидала. Испытывать боль в течение нескольких месяцев подряд, перед тем как рак возьмет верх.
Самое ужасное, я тоже чувствую себя так, будто потеряла свою маму, поскольку, хотя мы и можем переписываться и говорить по телефону, «Скайпу» или «ФейсТайм», это совсем не то же самое, что жить по соседству. А по поводу нашей новой встречи — есть большая вероятность, что на сей раз маму отправят за границу. Куда-то далеко, очень далеко. И увидеться будет непросто.
Звонит телефон, и Майкл вскакивает, хватая трубку в соседней комнате. Теперь он так яростно защищает меня от любого беспокойства, что я ощущаю себя будто внутри пузыря, изолированной от реального мира и его вторжений. Но это не будет длиться вечно. Рано или поздно мне придется собраться с силами и вернуться к подобию нормальной жизни. Нам всем придется вернуться к нашей новой нормальности.
Через пять минут Майкл возвращается.
— Это звонил Дэйв. Они с Кэрол передают привет и надеются, что болит уже меньше. Он просил передать, что ты можешь не выходить на работу столько, сколько понадобится. — Он снова садится на диван. — Он также рассказал, что Сьюзен Марчант передумала продавать дом. Видимо, муж ее соседки — бухгалтер, и когда они узнали, что она собирается пожертвовать вырученные деньги на благотворительность, он побеседовал с ней, и Сьюзен выяснила, что может просто пожертвовать дом, не проходя через волокиту его продажи, сэкономив на агентских гонорарах и получив большой налоговый вычет в придачу. Дэйв говорил очень раздраженно.
Ой. Мэдди, должно быть, намотала на ус мои слова о том, что Сьюзен не хочет денег, и поговорила с ней. Ну что ж, эта бедная женщина заслуживает той удачи, какую только может получить после всего пережитого. И если Мэдди права и Энн Уилсон действительно повесила те фотографии на витрину магазина Сони Мартинс, то в этом тоже есть своя справедливость.
Я прижимаюсь к Майклу. Ну, насколько я вообще могу прижаться с дурацкой повязкой.
— Майкл, есть одна вещь, о которой я тебя еще не просила.
— Я знаю, и сейчас самое время.
— О чем ты?
— О, прости. — Он ухмыляется. — Я подумал, что ты собираешься сделать мне предложение.
— Нет, идиот! Я хотела сказать, что надеюсь, ты больше не хочешь писать эту книгу.
Майкл смеется в ответ:
— Вероятно, нет, учитывая все обстоятельства. — Он целует меня в губы. — Некоторые истории лучше не рассказывать, верно?