Сплошная скука. Реквием по шалаве

— Вот! Это второй ответ, также не являющийся для меня неожиданным, — заключаю я. — Но прежде чем я выскажу свое мнение о нем — а у нас с вами все же наблюдается некоторый контакт, верно? — позвольте спросить, что же это были за материалы, по вашему мнению, если вы не подозревали об их секретности.

— Хм... любовные письма!

В этом доме любовные дела, судя по всему, не утратили своего значения.

— Любовные письма от кого и кому?

— Понятия не имею...

— Вы что? Решили вернуться к началу?

— Я вам абсолютно честно говорю: не знаю. Была у меня одна клиентка, замужняя женщина, она затеяла интрижку на стороне, ну и попросила разрешения пользоваться моим почтовым ящиком... Потом этой интрижке пришел конец... Но как-то раз клиентка снова обращается ко мне с той же просьбой, только уже имея в виду не себя, а свою знакомую. Словом, с той поры, если я видела в ящике письмо, адресованное не мне, я оставляла его там и, конечно, ничуть не удивлялась, когда оно со временем исчезало.

«Мыслительная деятельность под прической закончилась явно не в мою пользу», — думаю я. А вслух произношу:

— Как зовут вашу знакомую?

— Иорданка Бисерова... Данче...

— Адрес?

— Кладбище. Она умерла.

Да, ситуация...

— Я дал возможность подумать, — тихо замечаю я. — Но, видно, этого оказалось недостаточно. Вероятно, придется отвести вас в более спокойное место и предоставить больше времени — столько, сколько понадобится для того, чтобы вы поняли: обманывая органы власти, вы усугубляете свою вину.

Она молчит, и мотор под прической, напоминающей дворец в стиле барокко, снова заработал на максимальных оборотах.

— Не забывайте, — говорю, — что нам уже все известно и что ваши признания не столько нам могут принести пользу, сколько вам.

— Тогда зачем вы меня спрашиваете? — тихо, хотя и с некоторым вызовом говорит она.

— Ага, вы хотите, чтобы мы вас ни о чем не спрашивали? Вы хотели бы делать все, что вам заблагорассудится, а мы должны смотреть на это сквозь пальцы и не задавать вам вопросов? Или вам бы было угодно, чтобы мы перед вами расшаркивались: «Нам стало известно то-то и то-то и у нас нет недостатка в доказательствах, и все же не будете ли столь любезны дать свои подтверждения?»

Я гашу окурок в массивной пепельнице розового венецианского хрусталя. Хрусталь с острова Мурано. Старая история... Времен Любо...

— Впрочем, если вы не в состоянии дать себе отчет в том, что происходит, я готов кое-что подсказать. К примеру, напомнить одно имя. Я имею в виду не Данче, прости ее господи, а, скажем, Жюля Бертена... Жюль Бертен — вы слышите?

— Но я ведь понятия не имею, что это за материалы!

— Сейчас я спрашиваю вас не о характере материалов, а об источнике!

— Так зачем спрашивать, если вы и сами все знаете? Верно: Бертен попросил оказать услугу. Я бывала у них дома, делала его жене прическу... Мы подружились, и однажды он .попросил об услуге...

— Переправлять его любовные письма?

— «Личные письма» — так он их назвал...

— А что вы получили за свою услугу?

— А, давал кое-что... По мелочам.

— Но ведь Бертен давным-давно уехал, а ваш ящик продолжает служить...

— Перед самым отъездом Бертен сказал мне, что, в сущности, ящиком пользовался не он, а какой-то его друг, который хотел бы пользоваться им и дальше...

— А как же с вознаграждением?

— Ну, время от времени я находила в ящике... Мелочь в общем-то.

— И вы понятия не имеете, кто он, этот приятель Бертена?

— Поверьте, понятия не имею!

Не знаю почему, но на сей раз я склонен ей верить.

— У меня создается впечатление, что вы слишком полагаетесь на свою неосведомленность, — говорю я. — Однако все ваши ссылки на неосведомленность ни в коей мере не уменьшают вашей ответственности. Вы сознательно, за соответствующую плату стали орудием подданного другой страны. Точнее — западного шпиона. Вы способствовали его шпионской деятельности и по сей день продолжаете оказывать содействие другим шпионам.

— Но я-то ведь понятия не имела...

— Как вы не поймете, что ваше «понятия не имела» в данном случае — пустой звук. Вы совершили тяжкое преступление, за которое враг вам заплатил. Теперь настало время расплачиваться вам. И если они действие тельно давали вам «по мелочам», то мы — должен вас заверить — мелочиться не станем.

Она сидит оцепенев и, судя по всему, только сейчас начинает сознавать, как глубоко засосало ее болото.

— Меня посадят в тюрьму?

— А вы что думали? Оштрафуем на два лева?

— И на сколько?

— Это суд решит.

Я молча закуриваю, чтобы она могла немного собраться с мыслями.

— Зря вы смотрите на меня таким убийственным взглядом, — говорю я наконец. — Вы сами себе обеспечили тюрьму. Нам остается только транспортом вас снабдить. Что касается меня, я даже готов в какой-то мере облегчить вашу участь, но при условии...

— Говорите! — перебивает она нетерпеливо.

— Во-первых, запомните, я сказал «в какой-то мере», ибо я не чудотворец и не даю невыполнимых обещаний. Во-вторых, если поможете мне обнаружить человека, который пользуется вашим почтовым ящиком.

— Но как я могу помочь? Как?