Сполохи

— В том не приходится сомневаться, но запомните мои слова: пройдет совсем немного времени, и Варфоломей отречется от истинной веры и от вас всех. Так-то, брат Феоктист.

— Но это нужно доказать, — упрямо молвил монах.

— Неужели мало того, что Варфоломей был поставлен в архимандриты никонианской духовной властью. Дьякон Сила, не он ли велел тебе служить по новым богослужебным книгам?

— Да, было так, — подтвердил дьякон, — но я того не сделал и назвал его еретиком при всех священнослужителях.

— Вот видишь, Феоктист, — мягко произнес отец Никанор, — зря усомнился ты в моих словах.

— Однако что можем сделать мы одни?

— Верно, — поддержал Феоктиста Корней, — без бельцов, без мирян, без крестьянства вотчинного нам не обойтись.

— Наступает пора будоражить людские умы. Возьмите всеоружие — ревность свою, облачитесь в броню — в правду, возложите на себя шлем нелицеприятный суд, поднимите непобедимый щит — святость, и изострит, как меч, свой строгий гнев господь, и мир ополчится с вами против безумцев.

— Значит, будут жертвы, — произнес Корней.

— Будут, — уверенно сказал отец Никанор.

— И нельзя без них обойтись? — задумчиво проговорил Корней.

— Вспомните, сколь кровавой и жестокой была борьба католиков и гугенотов у франков. А война в Англии? Ведь аглицкие протестанты убили до смерти своего короля Карлуса, потому что тот похотел просить помощи у католиков.

— Если открыто выступить сейчас, — твердо сказал Корней, — то у нас получится то же самое, только головы-то полетят наши.

— У архимандрита много людей, сила окажется на его стороне, — двигая густыми бровями, заявил Феоктист.

Отец Никанор тихо улыбнулся.

— Рано. Рано говорить о том, у кого сил больше. Не время. Наперво не мешайте тем, кто высказывает недовольство настоятелем. Когда охотятся на крупного зверя, вперед выпускают свору собак.

— Это нечестно, — заупрямился Корней, — в открытой борьбе охотник выходит на зверя один с рогатиной.

Отец Никанор укоризненно покачал головой.

— Брат Корней, ах, брат Корней, мне ли не знать твоих тайных помыслов… Ведь тебе скоро предстоит славно потрудиться на благо обители и преумножение ее богатств, а потому не выбирай дорог для достижения цели, ибо все они хороши.

Дьякон Сила, стараясь говорить вполголоса, прохрипел:

— Скоро Варфоломей уезжает в Москву, а я прослышал, что против Геронтия затевается заговор.

— Надо помешать, — решительно заявил Корней.

Отец Никанор пожал плечами.

— Как хотите, дело ваше. Но я не стал бы вмешиваться. До времени должны мы оставаться в тени. Мы поклялись не выдавать наших замыслов ни словом, ни делом.

— Но Терентий нам пригодился бы: весьма грамотный и начитанный муж.

— Ну что же, я не могу благословить на то, чтобы спасать Геронтия, ибо не в состоянии нарушить клятву, но также не в состоянии и наложить запрет. Мы одинаково отвечаем перед богом за свои поступки. Однако мой совет: спасти Геронтия от убийства может лишь один из вас, и ему долгое время придется носить печать никонианина.

Нахмурившись, отец Никанор замолчал. «Как сказал господь, так и я скажу: один из вас предаст меня», — подумал он с горечью.

— Что нам делать дальше, отец Никанор? — спросил Феоктист.

— Я добьюсь, чтобы вас отправили в вотчинные места. Там укрепляйте истинную веру в народе, призывайте людей к мятежу тайно и явно… Тс-с! Тише!.. На лестнице кто-то есть…

В несколько прыжков Корней достиг выхода. В черном провале схода ничего не было видно.

— Огня!

Дьякон Сила выхватил из-за пазухи свечу, запалил от лампады, сунул Корнею. Чернец нырнул в сход и увидел, как у поворота метнулась быстрая тень. «Лазутчик!» — Корней бросился вниз, срываясь с крутых ступенек, и в этот миг за поворотом что-то глухо стукнуло, покатилось, раздался короткий вопль, и вновь наступила тишина.

Сквозняком задувало свечу. В ее колеблющемся свете Корней разглядел на узкой площадке перехода лежащего человека в монашеской одежде: ноги были раскинуты в стороны, голова неестественно повернута лицом к спине.

— Инок Григорий! — прошептал подоспевший Феоктист.

— Варфоломеев собутыльник. Подслушивал нас, — сказал дьякон.

Корней пощупал запястье у Григория — пульса не было. Поднявшись, чернец растерянно оглянулся.

— Шею сломал. Упал и сломал шею. Жаль… Надо убрать.

— Не надо, — остановил его отец Никанор, — обойдется без нас. Идем отсюда и встречаться здесь больше не будем…

3

В ту ночь Корней долго не мог уснуть. Нелепая смерть Григория мало трогала его, ведь могло случиться и так, что завтра пришлось бы им нести ответ. Он размышлял о другом. Перебирая в памяти события последних лет, он к удивлению своему убедился, что ни в чем не успел и ничего не достиг.

После того, как выпустили его из подземной тюрьмы, долгое время жил он затворником, старался избегать людей и усердно читал книги, которые брал у отца Никанора. Много их было у бывшего Саввинского архимандрита — с полтретья ста[150] печатных и рукописных.