Спорим, будешь моей

Чарушин подевает ворот со спины и охотно стягивает кофту вместе с футболкой. Оставаясь в мягких спортивных штанах, откидывается на подушки. Почти падаю на него сверху, потому что он не отпускает. Замираем тяжело дыша. Я скольжу ладонями по горячей и упругой коже. Грудь, плечи, шея, затылок, верх спины.

– Ты – любимая моя… – бьет огнем его дыхание у виска. А секунду спустя простреливает и в сердце. Оно начинает кружиться, словно птица. С обоими крыльями – моим и его. Вместе. – Я зациклен на тебе… Запилен пожизненно, понимаешь? – выдав это, вжимается носом мне в щеку и, вызывая волны сладкой дрожи, совершает мощный засасывающий вдох. – Ты даже пахнешь особенно.

– Я не пользуюсь духами, – признаюсь зачем-то.

Наверное, потому что его слова вдруг кажутся упреком. Особенно? Не так, как другие? Пресно? Невкусно? Скучно?

– Ты пахнешь особенно, – повторяет Артем. Замечаю, что его голос становится гуще, ниже и интенсивнее. – Чистотой. Свежестью. Жизнью. Моим миром, – заключает он так страстно и так уверенно. Меня накрывает ураганом непреоборимых эмоций. Сотрясает до приглушенного всхлипывания. А Чарушин еще крепче сжимает и добивает: – Пожалуйста, никогда не пользуйся духами.

42

Моя любовь – вот моя клятва!

© Артем Чарушин

– Лиза! – голос непроизвольно грубеет, когда понимаю, что она в очередной раз убегает от меня.

Теряя терпение, забываю, что вокруг нас толпа, и кто-то может заинтересоваться тем, что я в очередной раз преследую дикарку Богданову, которой даже разговаривать с парнями запрещено.

Она оглядывается, ошпаривает меня паникой и отворачивается. Ускоряя шаг, в прямом смысле сбегает.

Грудь, будто лазером фигачит. Кромсает на тонкие полосы и поджигает. Но я не сдаюсь. Не способен остановиться, когда ее вижу.

Ловлю на входе в аудиторию, перехватываю поперек тела рукой и на виду у всех утаскиваю в сторону. Похрен на всех, кто таращится вслед. Может, в том и ошибка, что изначально шел на поводу с этими прятками.

– Это что было?.. Чара нашу Богданову унес?

– Твою мать… Чарушин…

Вот вам и твою! Мне тоже охота буквально орать матом. Особенно, когда отпускаю Лизу, и она сразу же толкается, чтобы молча уйти.

– Что ты снова устраиваешь? – торможу вполне аккуратно. Хоть внутри все и кипит, сжимая ее плечи, силу контролирую. – Давай, поговорим.

Вчера ведь, когда украл ее на дачу, так и не удалось это сделать. Все отведенное время провели в тишине, обнимаясь. Даже не целовал ее! Все на грани прошло. Столь сильные чувства вспороли душу, выговорить хоть что-то казалось нереальным. Подрывало нутро так, что самому было страшно оттого, что оттуда может посыпаться.

– Артем, – называя по имени, выдает какую-то искусственную сдержанность. Такой ее видел разве, что в самом начале. – Разговаривать не о чем.

– Да что ты?! – вырывается у меня жестко. – К чему, блядь, эта дутая чопорность? Ты же не такая. Я тебя знаю.

– Плохо знаешь, – не меняет интонаций.

Но при этом вовсю краснеет.

Отлично, пусть смущается. Хоть что-то.

– Вчера ты говорила, скучаешь.

Глаза Лизы в ужасе расширяются. Понимаю, что грязно играю. Но, походу, иначе уже не получится.

– Что, Дикарка?

– Ты… – выдыхает укоризненно. Да и взглядом, конечно, последнюю шкуру снимает. – Ты используешь запрещенные приемы.

– И? – умудряюсь ухмыляться. И только сам ведь знаю, что на самом деле подавить пытаюсь. – Правду ведь говорю. Ну и что, что козырь? Главное, не вру. В отличие от тебя.

Лиза судорожно тянет носом воздух, сглатывает и обещает:

– Больше у тебя таких козырей не будет!

Сжимаю зубы настолько, что скрипят они. И все равно никакого ебаного облегчения это не приносит.

Толкает, чтобы уйти. И я отпускаю. Отпускаю, чтобы не сказать на эмоциях что-нибудь, о чем позже придется жалеть. Что-нибудь страшное.

Выхожу на улицу, чтобы продышаться. К своему, совершенно бессмысленному раздражению натыкаюсь в курилке на Тоху.

– Перестань за ней бегать, – бормочет тихо, едва совершаю первую затяжку. И бесит ведь по всем фронтам, но интонации не дают гневу команду на вылет. Улавливаю волнение и какой-то ебаный стыд за меня, дурака. Меня! – Правда, Чара, харэ. Не стоит. Ни хера она не стоит, чтобы так унижаться.

– Не стоит? – выдыхаю глухо. – Да что ты, блядь, знаешь?! – срываюсь нехарактерно.

Если Тоха вскочит, сцепимся ведь. И никто не разнимет.

Но он сидит. Даже когда нависаю, не двигается. Стряхивая пепел, поднимает на меня свой косой прищур.

– О любви? – кривит обветренные губы в тот же корявом направление. – Много че знаю. Бесполезная, убогая и разрушительная хрень.

– Да ни хуя ты не знаешь! Ламповую пургу транслируешь! Понял, бля?!

Выбрасываю недокуренную сигарету и ухожу. Уезжаю из академии. Сначала просто бесцельно катаюсь по городу. Потом, когда чуть остываю, к морю прусь. Брожу там какое-то время. Много думаю. Мыслей до хрена, но все они какие-то бесполезные. Не нахожу решения. Домой заявляюсь опустошенный. Заваливаюсь и пару часов сплю. Видимо, перегруз сказывается. Но… Позже подскакиваю и все равно тащусь к Богдановой.