Войдя в дом, он вновь столкнулся с дворецким. Шульц стоял в вестибюле и настороженно смотрел, как сыщик с перекошенным лицом сбрасывает с себя заиндевевшую дубленку, стучит сапогами, трет руки.
– Ну что вы смотрите, Шульц? Дырку протрете! Где коньяк, я вас спрашиваю, что вы как неживой?..
– Коньяк в баре, господин детектив, – неохотно выдавил дворецкий. – Вы дойдете или вас препроводить?
– Да дойду, не на костылях… Послушайте, любезный, вы уверены, что никто из постояльцев не знал про этот гараж?
– Полагаю, никто… – дворецкий недоуменно пожал плечами. – Но поручиться, разумеется, не могу. А что, собственно, стряслось? Может быть, вы все-таки…
– Второй вопрос. Вы уверены, что, кроме вас, никто не видел, как Ордынцев уходил из дома?
– Мне думается, никто… – дворецкий явно растерялся, – но в вестибюле и коридоре было не так уж светло… А кто еще должен был увидеть?
– Понятия не имею, – пожал плечами сыщик. – Очевидно, тот, кто сделал из него кролика в томатном соусе. Это я образно, уважаемый. Прирезали вашего администратора.
Собеседник отшатнулся. Возникло опасение, что его сейчас вырвет.
– Такие вот дела, милостивый государь, – поджав губки, заключил Максимов. – У меня к вам просьба, Шульц. Не могли бы вы поставить в известность обитателей пансионата, что администратор мертв?Благородный коньяк струился по жилам. Вот она – толика блаженства. Слишком щедро отхлебнул. Он стянул в номере носки, уселся на диван и принялся разминать окоченевшие пальцы. Холод уходил, оставляя дергающую боль. В дверь деликатно поскреблись.
– Давайте, – сказал Максимов. – Не заперто.
Вошел телохранитель Шевченко. Немного бледный, в глазах хронический недосып, но живой и при исполнении. Мо-ло-дец.
– Прошу прощения, детектив, с вами хочет поговорить Пал Палыч.
– Да неужто? – Максимов сделал изумленное лицо. – Проняло вашего шефа? Он хочет раздуть свою охрану ровно в два раза?
– Ему не нужно раздувать свою охрану, – сдержанно отозвался Шевченко. – Вам достаточно пары минут, чтобы собраться?