Спортивный журналист

И я, попав в толпу людей, покидающих открытую в «Гарден» выставку «Мохнатая хризантема», и вглядываясь в маркизы и ночные окна старого отеля «Стэтлер», понимаю, что здесь можно отыскать пару занятных заведений, а то и повеселиться в обществе терпимо взволнованной женщины, нужно только правильно выбрать время и место. Я мог бы достичь даже того, что мои поступки будут говорить (пусть и кратко) сами за себя, – прежде это не казалось мне возможным, – а то и махнуть рукой, временно, на соображения касательно неэтичной недозволенности того и сего, пока не выяснится, что пора уносить ноги. Должно быть, все обитатели пригородов ощущают это, когда пригороды внезапно поворачиваются к ним стороной сомнительной и тошнотворной, – ощущают, что не может же все разваливаться прямо у них на глазах до скончания дней, пора бы уж и взойти заре нового, деятельного века. Да и вообще, быть в моем возрасте столь неискушенным и несмелым – как-то оно неприятно.

И все-таки. Как мне распорядиться нынешней краткой передышкой? Если я не готов просто-напросто сбежать по ступенькам вокзала вниз, купить обратный билет и проспать всю дорогу домой, что я могу, предположительно, сделать?

Мой ответ, даже при том, что город кроток и, по-видимому, готов пойти мне навстречу, всего лишь доказывает отсутствие у меня опыта сложной жизни настоящего горожанина. Я запрыгиваю в первое попавшееся такси и еду на угол Пятьдесят шестой и Парк-авеню, к дому, где я практикую мое ремесло спортивного журналиста. Потому как, кроме попыток применить к Хербу какие-нибудь новые стратегии и обратить его – эмблему безысходности – в нечто более приемлемое (даже если для этого потребуется извратить парочку фактов), занять себя мне решительно нечем.

На двадцать втором этаже зудят над рядами рабочих кабинок лампы дневного света. Выйдя из лифта, я слышу громкие, запальчивые голоса, пытающиеся перекричать один другого в конференц-зале. «Ладно… Лад-но!» Затем: «Не-а, нет-нет-нет-нет. Ну правильно, он прилипчивый. А так осел ослом». А затем: «Нет, не верю. Этот малый тебе еще будет в кошмарах сниться, поверь мне. Поверь!» Вот это и есть «Футбольный прогноз». Через десять дней состоится драфт НФЛ, и редколлегия собралась на чрезвычайное заседание.

По дороге к моей кабинке я останавливаюсь и заглядываю в заполненный людьми зал. Там стоит длинный, покрытый пластиком столом, по которому разбросаны желтые пакеты из-под гамбургеров, пепельницы, бумажные кофейные чашки, толстые, прошитые проволочными спиральками зеленые блокноты, стоит также компьютер, на зеленый экран которого выведен список имен. К стене прислонена белая маркерная доска. Весь наш футбольный штат и несколько молодых стажеров неотрывно вглядываются сквозь наслоения табачного дыма в запись футбольного матча, который разыгрывается на широком поле с искусственным покрытием. На этом толковище наши эксперты решают, каких сорок игроков студенческих команд и в каком порядке выберут профессионалы. Этот отбор – второе по важности событие года, после финала «Мировой серии». Только еще начав работать здесь, я сиживал на таких заседаниях, жуя незажженную сигару и выкрикивая имена моих любимцев, как делают сейчас эти люди (среди которых есть и одна женщина с неопределенно знакомым лицом), – опыт оказался чертовски полезным. Молодые журналисты, сотрудники информационного отдела, стажеры из Йеля и Боудина приходят сюда посмотреть, как делают свое дело наши умные головы, как они принимают решения. Обычно старшие члены редколлегии отправляются в бар за углом и разбираются с такими вопросами за выпивкой и суши. Однако в случае «Прогноза» они, надо отдать им должное, проводят открытую демонстрацию всей своей машинерии, устраивают самое что ни на есть демократическое представление. А затем они выйдут под свет раннего утра, ощущая довольство собой, футболом и миром в целом, смеясь и сквернословя, и отправятся, чтобы пропустить по рюмашке-другой, в какой-нибудь забулдыжный бар на Третьей авеню. Бывает, что они остаются там и до начала рабочего дня и к девяти собираются у редакционной кофеварки, а после, усталые, но довольные, разбредаются по кабинкам, чтобы подготовить плоды своих ночных трудов к печати.

Множество раз я видел, как по здешним помещениям прохаживаются писатели, знаменитые романисты, эссеисты и даже поэты, получившие от редакции то или иное хорошо оплачиваемое задание. Видел в их глазах тревогу, пронырливое одиночество, видел, как они усаживаются за стол в отведенной им дальней кабинке, как укладывают на него ноги и сразу же начинают трепаться громкими, шутливыми, грубовато-добродушными голосами, приглашая всех желающих к разговору, стараясь показать, что они такие же члены редколлегии, как и все вокруг, держать марку, вести себя молодцом, выказывая готовность дать совет или поделиться своим мнением по любому вопросу, о каком зайдет речь. Иными словами, проявить себя с лучшей стороны.