Спрятаться не поможет

– Хорошо, – кивнул головой Сергей Николаевич. – Вот наши две девушки получили свои оценки. Одна – круглая отличница, другая – троечница, худо-бедно сдавшая сессию. Но теперь представим себе такую картину. Отличница решает, что она гениальна, и, как любят сейчас выражаться, «забивает» на учебу. Точнее, она ходит на пары, рисует гипсы и пишет натюрморты, но не работает дома самостоятельно. Не делает наброски и этюды, композицию откладывает на последнюю неделю до просмотра – а что, она ведь способная, сделает за ночь итоговый вариант. А наброски накропает на скорую руку. Ну и учится подобным образом. А вот наша троечница недовольна своими оценками, она видит, что недостаточно хорошо рисует, что у нее слабая композиция и так далее. И вот эта троечница начинает без устали работать – изрисовывает кипы бумаги, ляпает свои неудачные этюды, пытается придумать более-менее сносные варианты по композиции. Проходит месяц, другой, третий, дело близится к просмотру. И мы видим такую картину: отличница, в лучшем случае, остается на прежнем уровне. В худшем – она деградирует, но не будем столь жестоки к ней. А вот троечница развивается, она сдает экзамены уже не на тройки, а на твердые четверки. Понимаете, куда я веду? Ведь если так и будет продолжаться, то наша отличница скатится на трояки, а троечница, напротив, будет совершенствовать свои навыки, и в конечном итоге из кого выйдет настоящий художник? Правильно, из слабой троечницы, которая едва не завалила первый семестр. Я вам много нарассказывал, но мораль моей истории такова: любой талант можно загубить и любые способности можно развить. Это зависит от человека – от его трудолюбия, дисциплины, мотивации. Нет талантливых людей и нет бездарностей – есть работящие люди и есть лентяи. И выдающимися художниками, равно как и прекрасными музыкантами или танцорами, становятся только те, кто неустанно трудится, кто посвящает свою жизнь искусству, а не разменивается на сиюминутные удовольствия!

Закончив свой монолог, Сергей Николаевич с торжествующим видом посмотрел на меня. Я только развела руками:

– Ничего не могу сказать, кроме того, что вы правы. Как там говорится? Терпение и труд все перетрут?

– Именно, – кивнул головой преподаватель.

– Сергей Николаевич, простите за личный вопрос, но нашим читателям будет интересно узнать, в вашей семье есть еще художники? Быть может, кто-то из ваших детей окончил училище или еще учится здесь?

– Нет, в семье я один живописец, – проговорил Шаинский. – Жена у меня юрист, дети рисованием тоже не увлеклись. Старшая дочка окончила факультет иностранных языков и работает за границей, младшая – филолог. В меня, увы, никто из детей не пошел.

– Надо же! – изумилась я. – Жаль, что вам некому передать свои умения и навыки в живописи!

– Ну почему же – некому? – удивился преподаватель. – Я передаю свои знания студентам, которые у меня учатся. Они для меня – как дети, и я очень переживаю за них. А сейчас, уважаемая Татьяна, прошу меня извинить, но мы слишком с вами заболтались. Из всего, что я вам наговорил, вы, думаю, составите повествование. А мне не мешало бы проверить, чем там мои занимаются. Пройдемте, я закрою кабинет.

Я поняла, что наша беседа закончена. Негусто – пока я узнала только то, что для художника важнее не талант, а работоспособность. Но мне ничего не оставалось – я вышла вслед за преподавателем, а тот закрыл мастерскую, где проходил наш разговор.

Шаинский вернулся в сорок седьмую аудиторию, я нагло последовала за ним. Однако Сергей Николаевич зря волновался – почти все девушки, присутствующие в мастерской, прилежно штриховали свои рисунки, слышалось шуршание карандашей по бумаге. Только две юные особы, блондинка с прямыми волосами под «каре» да девушка с волнистыми кудрями, периодически перешептывались. Кира сидела, погруженная в процесс – похоже, она даже не услышала, когда мы вошли. Шаинский обвел глазами аудиторию, слегка нахмурился и строго проговорил:

– Ева и Рита, разговорчики отставить! Вы и так отстаете от группы, вам вообще-то еще один планшет с частями лица Давида надо сделать! Голову зря начали – рано вам еще!

Девчонки послушно замолчали, кудрявая тихо пробормотала:

– Извините, Сергей Николаевич, мы просто рисунок обсуждали…

– Рисунок надо не обсуждать, а делать! – заявил Шаинский. – Кто готов показать композицию? Не забывайте, у вас три темы. Третья – свободная, все, кто претендует на пятерку, должны ее сделать! Пока мне только Белоусова показывала материал по третьей теме. А остальные?

– Сергей Николаевич, можно вам вторую показать? – бойко спросила высокая девушка плотного телосложения с длинными волосами, собранными в пучок на макушке. Вместо заколки девушка использовала кисточку – похоже, такая мода приветствовалась среди живописцев. На вид художнице было лет двадцать – двадцать пять, я поняла, что это либо Настя, либо Катя.

– Хорошо, идем сюда, – кивнул Шаинский. На меня он не обращал никакого внимания, я же с интересом наблюдала за происходящими событиями.