Кира доела свой обед, потом заявила, что ей нужно идти в мастерскую. Я проводила девушку до третьего этажа и, так как в мастерской были все студентки из группы моей клиентки, решила остаться там. Я попыталась завести беседу с девушками, спрашивая их об учебе, однако на мои вопросы отвечала только Настя, и то односложно. Кто-то штриховал рисунок, кто-то занимался живописью. Катя Щеглова надела белый халат, заляпанный краской, и поставила возле мольберта этюдник – деревянный ящик для красок на длинных тонких ножках. Я наблюдала, как девушка работает – она с силой втирала большой кистью краску в холст, периодически отходила от своей работы, критически оглядывала холст, а затем возвращалась к своему занятию. Кира тоже отложила планшет с нарисованной античной головой и вытащила холст с недоделанной работой. Этюдника у нее не было, все краски лежали в матерчатой сумке. На меня девушка не обращала никакого внимания. Я посмотрела на ее работу – Кира писала натюрморт с птицей. Вся поверхность холста была покрыта тонким слоем краски, однако ее этюд сильно отличался от картины Щегловой. Если у Кати цвета соответствовали тем, что были в действительности на постановке, то у Киры я увидела набор желтовато-коричневых оттенков, которые девушка взяла неизвестно откуда. Я с интересом подошла к Кире и спросила:
– Прошу прощения, можно задать вопрос?
– Какой? – удивилась Кира.
– Вы же пишете натюрморт с птицей, верно? Но там очень темные тряпки, зеленые и коричневые, почти черные… Вы ведь перекрасите фон?
– Нет, – покачала головой девушка. – Он будет выполнен в теплой гамме. Сверху я, может, и положу зеленые оттенки, но не уверена.
– Это такая задумка? – догадалась я. Но Кира вновь отрицательно покачала головой.
– Нет, я просто так вижу эту постановку. Это не расстройство психики – просто особенность восприятия. Мне кажется, что натюрморт теплый, по крайней мере сама птица – красновато-коричневая с добавлением сиены, а зеленая драпировка – оливково-охристая с вкраплением умбры жженой. Я не только натюрморты так вижу – но и названия, имена и буквы. Например, буква А – оранжево-красная, а мое имя, Кира, – оно лимонно-желтое…
– Надо же! – удивилась я. – Так все художники слова цветными видят? Не знала…
– Не все, – возразила Кира. – Есть такое понятие, как синестезия. Синестетики видят цвета – например, музыка тоже имеет определенные оттенки. У меня это с детства, только раньше я не знала, как пользоваться этой особенностью, а сейчас при помощи синестезии я могу по-своему написать постановку. Как ни странно, получается гораздо лучше, чем когда я пишу обычно, как видит большинство людей.
– И… преподаватель вас не ругает?
– Нет, – покачала головой девушка. – Я ведь в конце добавляю кое-где мазки основного цвета, который есть на постановке, но решаю это так, чтобы работа смотрелась гармонично. Сергею Николаевичу нравится моя живопись, я ему рассказывала, что я – синестетик.
Вот, оказывается, почему меня так поразила работа Киры с самоваром, подумала я про себя. Я не понимала, что именно меня притягивало в картине девушки, а сейчас догадалась. Из-за необычного видения девушки натюрморт смотрелся одновременно и необычно, и в то же время в нем присутствовала гармония, и даже кривоватые линии предметов не портили этюд.
– А остальные здесь тоже синестетики? – поинтересовалась я. Кира отрицательно покачала головой, Настя с Евой переглянулись и засмеялись, а Катя только презрительно поджала губы. Про себя я подумала, что если Кире и завидовали, то не ее трудолюбию, а редкому дару, благодаря которому она могла создавать удивительные картины. Возможно, синестезия и стала причиной негативного отношения Щегловой к моей клиентке. Ведь насколько я поняла, с этой особенностью восприятия рождаются и вряд ли возможно как-то развить ее. Быть может, Кате не дает покоя осознание того факта, что у Киры есть нечто, чего нет у нее самой? Тогда мотив Щегловой мне ясен – зависть. Я поставила Катю первой в список подозреваемых. Надо присмотреться к этой девушке с кисточкой в волосах – вдруг я права и это Катя присылала Кире письма-угрозы?..
Началась третья пара. Я вышла из аудитории, столкнувшись в дверях с Сергеем Николаевичем. Тот не обратил на меня внимания – естественно, он и не подозревал, что еще несколько часов назад беседовал со мной в соседней аудитории. Я быстро спустилась вниз, на первый этаж.
Покидать училище я не собиралась – вскоре должны начаться занятия на подготовительных курсах, поэтому я решила заглянуть в магазин для художников, чтобы купить себе необходимые материалы. К сожалению, секретарь не дала мне подробный список того, что следует приобрести, поэтому я решила ограничиться покупкой карандаша и листа нужного формата. Магазин располагался рядом со столовой – я легко нашла его хотя бы потому, что на приоткрытой двери висела табличка с надписью «Художественная лавка».