Читаем Спросите у берез... полностью

— Ага! На немцев работаете, такие-растакие, — говорит командир. — А в торбах небось мины несете?..

— Да нет, это продукты, — поясняют ребята, — мы на выходной день вернулись домой, чтобы запастись продовольствием. Можете посмотреть.

— Нечего нам смотреть. Пойдете с нами! — приказывает командир. — Раз работаете на немцев — вы наши враги. Шагом марш!

И увели их.

Люди в деревне подавлены, молчат. Только пережили одно горе и вот опять.

В тот раз понятно. На полицаев что удивляться — делают, что хотят. Но чтобы не разобрались партизаны? Ведь то, что делают корчекопы, — одна видимость работы. Прошло сколько времени, а завод все еще не наладил выпуска продукции.

— Как же это вы, Герасим Яковлевич, не вмешались? Не объяснили партизанам, что эти латыши ничего худого не сделали, — упрекнул кто-то старика.

— А что я мог? Слаб я в политике, — оправдывается Фроленок. — Теперича все перепуталось. Не поймешь, кто за кого, кто кого и за что арестовывает.

Не успели люди разойтись по домам, а волнующая новость обсуждается уже и на другом конце деревни. Там поведал о ней еще один очевидец «ареста» корчекопов — Женя Фроленок.

У слуха есть удивительное свойство. Он не только быстро распространяется. Разрастаясь, он обрастает большим количеством разных деталей. Когда оккупационные власти начали следствие, а начали они его буквально на следующий день после происшествия — такого еще не случалось, чтобы исчезла сразу вся рабочая бригада — появилось много очевидцев ареста корчекопов. Такие люди были и в Прошках, и в Заборье, и в других деревнях. Все они единодушно подтвердили то, что говорил Герасим Фроленок.

Оккупантам ничего не оставалось, как смириться с создавшимся положением.

На самом же деле, это была тщательно обдуманная и подготовленная операция.

В воскресенье в доме Михаила Филимоновича Грома — отца Александра — была организована вечеринка. Пригласили даже помощника коменданта из заборского гарнизона австрийца Макса Либенга. По такому случаю гостеприимный хозяин выделил из своих запасов бутылку самогонки. За столом шумно чокались, пели. Каждый поднимал бокал «за здоровье господина коменданта…».

Почему не сделать человеку приятное, повысив его в должности?

— Мы имеем право и выпить, и погулять, — сказал Александр Гром, обращаясь к австрийцу, — ведь мы честно работаем, преданно служим немецкой власти.

— Яволь, — согласился Либенг, — вы хорошие ребята.

Потом они всей компанией пошли к латвийско-белорусской границе. Были с ними и девушки. Вызвался провожать их тот же добродушный австриец.

— До скорой встречи! — машет провожающим рукой Александр. Прощаются и его товарищи.

Они переходят границу и исчезают в густом лесу. Проходят несколько сот метров и тут, на небольшой поляне, идущий впереди Гром неожиданно останавливается.

— Привал, — объявляет он.

Привал? Не шутит ли он? Ведь они совсем еще не устали. Да и нужно ли, глядя на ночь, рассиживаться в лесу, когда до Прошек рукой подать?

— Есть маленькое сообщение, — говорит Александр чуть таинственно и, выждав несколько секунд, продолжает — Все! Кончаем работу. Подполью — конец. Начинается новая, партизанская жизнь.

Корчекопы обрадованы, засыпают своего бывшего бригадира вопросами.

— А где же мы возьмем оружие? — спрашивает один.

— Сейчас пойдем на склад и получим, — отвечает Гром. — Он здесь недалеко.

— А что там есть? — спрашивает второй.

— Винтовки, автоматы и даже пулеметы. То, что удалось собрать на местах боев.

— Вот это да! Здорово! — Приятно удивлены и улыбаются все, кто ничего не знал о сборе и хранении оружия. Только наиболее верные Сашины друзья были посвящены в это дело.

И вдруг в хоре радостных голосов тревожный вопрос:

— А как же наши семьи? Немцы и полицаи им ничего не сделают?

— Думаю, что нет, — говорит Александр, — об этом побеспокоятся наши прошковские друзья.

И он рассказывает всем об организации их ухода в партизанский отряд.

Тревоги, мучившие многих, после этого окончились. Бывшие корчекопы шутят, смеются. Им не терпится быстрее получить вместо кирок и лопат то, о чем каждый мечтал давно — боевое оружие, которым можно будет разить врага.

Потом все встают и двигаются в путь.

— А потом куда? — не выдерживает кто-то. — Когда вооружимся?..

— Пойдем на соединение с партизанской группой, которая уже действует, — ответил Гром. — Готовится большая боевая операция.

Восемнадцать молодых парней — будущих бойцов — идут один за другим едва различимой в лесной темноте стежкой.

Каратели повернули назад

Парни покинули Прошки. Но начатое продолжают девушки. Подполье живет, действует! Оно поддерживает, выручает нас, партизан.


В Прошках праздник. Праздник в каждом доме, в каждой семье. Люди словно во хмелю, хотя о чарке нет и речи. Это особое опьянение. От большой радости, которая заставила чаще биться сердца. От чувства ликования, которое так и рвется наружу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза