— Ну и ну! — воскликнула женщина с ироническим восхищением.— Да вы просто гений! А вы пробовали поговорить на эту тему с каким-нибудь банкиром?
— Вы что, смеетесь надо мной?
Графиня приняла серьезный вид. Пристально стала разглядывать свои руки, словно о чем-то размышляя. Потом проговорила:
— Но одного я все же не могу понять.
— Чего же именно?
— Какого черта вы теряете время, служа в полиции? Из вас вышел бы потрясающий бизнесмен. Мне бы иметь рядом такого человека, как вы. С нами никто не мог бы потягаться.
— Скажите прямо: вы предлагаете мне стать одним из подставных лиц для ваших многочисленных предприятий?
— Ничего-то вы не понимаете.
Теперь женщина роняла слова не спеша, и тон у нее был такой уверенный, что мог привести в замешательство собеседника. В столовой стоял гул голосов. Лица у обедающих рабочих были изможденные, заросшие многодневной щетиной.
— Тогда, может, вы хотели бы, чтоб я стал вашим компаньоном? — продолжал Каттани.— Что это: попытка подкупа?
Ольга повторила с искренней досадой:
— Ничего-то вы не понимаете.
Каттани оперся локтями о стол и устремил долгий взгляд на невозмутимое лицо графини.
— Вы знаете,— наконец проговорил он,— что вы очень симпатичная женщина? У меня бы сердце разорвалось от горя, если бы мне вдруг пришлось вас арестовать.
— Ах, ах, ах... А с чего бы это вам пришлось меня арестовывать? Даже и не надейтесь. Я чиста, как стеклышко. Кого-кого, а меня-то вам не отправить на каторгу.
Губы Каттани раскрылись в улыбке.
— Ну хорошо,— сказал комиссар другим тоном.— Значит, вы чисты. А также и весьма умны. Не в пример всем вашим друзьям-приятелям.
— Умна и полностью лишена каких-либо предрассудков,— добавила она.— Уже в пятнадцать лет я хорошо знала, к чему стремлюсь. Я стала главной любовницей, а потом женой человека, физически мало приятного, но невероятно богатого. Он был старше меня на сорок лет. Я его не любила, но когда он заболел, я пять лет за ним преданно ухаживала.
Она положила в кофе ложечку сахара и тщательно размешала.
— Я была ему многим обязана. Он меня воспитал, образовал, послал за границу учить языки. Я говорю по-английски и по-французски, но не участвую в великосветской жизни. Предпочитаю торчать здесь, самостоятельно вести дела своей фирмы. Работаю с утра до ночи и, думаю, вполне заслужила то, что оставил мне в наследство муж.— Она допила кофе, а потом, склонив набок голову, добавила: — А сейчас моя ошибка в том, что я испытываю интерес к человеку, принадлежащему к тому типу мужчин, который я всегда ненавидела.
— К какому же это типу?
— Моралистов. Да стоит ли стенать о судьбе наркоманов? Люди, которые сами себя отравляют, все равно неспособны чего-нибудь добиться в жизни. Я таких знаю.
— Например, Титти Печчи-Шалойя?
— Да, например. Избалованная и развращенная своими привилегиями, она докатилась до того,,что связалась с обыкновенным бандитом. А вы пытаетесь спасти ее, наставить на путь истинный.— Графиня . Камастра решительно покачала головой.— Нет, это вам никогда не удастся.
ПРОФЕССОР
Старая дама р шелковых лохмотьях — свидетельство былой роскоши. Таким представлялся Каттани город Палермо, Он взял лежавшее рядом на сиденье пальто и вышел из машины. Был уже почти полдень, и шумные компании бездельников горланили в уголках площади. Старик толкал тележку, груженную картонными ящиками, а молодые парни с усталым, безразличным видом стояли, прислонясь к стенкам домов.
Комиссар пересек улицу и вошел в большую, помпезную гостиницу. Холл с цветными витражами и белыми мраморными колоннами был огромен. Каттани обвел его взглядом и тотчас нашел то, что искал. В глубине, за полуприкрытой дверью, виднелись ряды стульев, занятых людьми, слушавшими какой-то доклад. Каттани заглянул внутрь. Зал был переполнен. Вид у присутствовавших был важный, все выглядели людьми с положением. Из толпы неожиданно вынырнул Нанни Сантамария и взял его под руку.
— Спасибо, комиссар, что пришли.
— Я немного опоздал,— извинился Каттани.
— Однако поспели как раз вовремя: он заканчивает свое выступление.
Пожалуй, только сейчас Каттани заметил человека, который в глубине зала неистовствовал перед микрофоном, подчеркивая свои слова аффектированными жестами,
— Как же мы реагируем на грозящую нам опасность уничтожения человечества? — кричал он в микрофон.— Мы организуем марши мира. Некоторые, друзья мои, строят иллюзии, что атомную войну можно предотвратить одними лишь демонстрациями на улицах городов.
По залу пробежал смешок. У оратора были седые, как серебро, волосы, одет он был в синий костюм, из кармашка торчал вышитый платочек. Он похож на скользкого угря,— было первым впечатлением Каттани.
Оратор взглянул на массивные золотые часы и вновь стал рисовать апокалипсические картины: